– Соболезную. Я больше не буду выспрашивать. Только… если ты захочешь поделиться, я буду рада узнать побольше. О твоих родителях и бабушке. Наверное, она прекрасно готовила.
– Верно. И бабушка, и мама.
Энн промокнула глаза платком, сложила его и передала Мириам. Затем вновь взглянула на рисунок.
– Что ты будешь с ним делать? Превратишь в картину? Ты говорила, что не умеешь рисовать, а набросок просто великолепный. От него глаз не оторвать.
– Спасибо. Я попробую сделать вышивку. Не такую, как мы делаем на работе, а как вышивали в старину. Когда вышитые картины украшали стены замков.
Конечно! При помощи ниток и ткани Мириам сможет выразить что угодно.
– Думаю, в старину картины ткались, но я понимаю, о чем ты говоришь. Ты видела изображения гобеленов из Байё? Можешь попробовать сделать что-то подобное. Сочетание вышивки и аппликаций. Возьми лен из посылок Милли, она прислала очень много, а для полотенец ткань слишком хороша.
– Спасибо. – Внимание Мириам привлек альбом Энн, который та по рассеянности оставила открытым на столе. – Можно посмотреть?
– Там ничего особенного. Так, небрежные наброски.
– Ты хочешь стать модельером, как месье Хартнелл?
– Боже правый, конечно нет. Это чистое баловство. Скажем так, я бы стала модельером, если бы выиграла в лотерею и денег было бы столько, что куры не клюют.
– Куры не клюют? Ты имеешь в виду, очень много?
– Вряд ли я когда-нибудь выиграю в лотерею, – продолжила Энн, – и вряд ли я протяну в мире моды дольше одного дня. Скорее всего, мне сразу захочется вернуться к привычной жизни. В общем, все эти наброски – не более чем фантазии.
– О чем же ты мечтаешь на самом деле?
– Не знаю. Наверное, о собственном доме. Который никто у меня не отнимет. И о большом саде, где я смогу посадить столько цветов, сколько захочу.
Пусть мечта была скромная, Энн действительно хотелось ее исполнить. Грандиозные мечты виделись ей неразумными и пустыми.
– А семья? – подсказала Мириам.
– Возможно. Если появится подходящий мужчина. А пока у меня есть работа, прекрасные друзья и удобная кровать.
– А как же романтика? Как же любовь?
– Они придуманы для принцесс, живущих в сказочных дворцах. Не для меня. В романтических историях таких, как я, не бывает.
– 17 –
Мириам
Никто в мастерских Хартнелла не смел даже заикнуться об этом, однако Мириам начала беспокоиться, что они не закончат вовремя.
Вот. Призналась.
Как на прошлой неделе объявила мисс Дьюли, принцесса Елизавета пробудет в Лондоне несколько дней в самом конце сентября.
– Ожидается, что принцесса, пока будет здесь, попросит мистера Хартнелла и Мадемуазель провести примерку платья. То есть нам нужно закончить вышивку к понедельнику двадцать второго сентября.
Оставалось десять рабочих дней, а теперь, спустя неделю, и вовсе пять. В мастерской все были полны мрачной решимости. Все понимали: нельзя не успеть к назначенному сроку. Но что будет, если они все-таки не успеют? Что тогда? Нельзя ведь позвонить в Букингемский дворец и попросить принцессу Елизавету изменить свой график из-за медлительных вышивальщиц!
Приступая к работе, Мириам не ждала особенных изменений в привычном укладе. В мастерских Хартнелла частенько шили одежду для известных женщин и много лет создавали наряды для королевы. О месье Хартнелле постоянно писали в журналах и газетах, его показы мод часто попадали в светские кинохроники. Но однажды, всего через пару дней после начала работы, Рути вбежала утром в гардеробную, размахивая газетой.
– Посмотрите, только посмотрите! Тут подсчитали, сколько людей будут слушать трансляцию церемонии по радио и сколько увидят фотографии в прессе. Получились не миллионы, а сотни миллионов, представляете?!
Мириам прекрасно представляла.
В течение нескольких недель у заднего входа на Брутон-плейс постоянно дежурили фотографы. Стоило лишь приблизиться к зданию, как поднимался нестройный хор голосов, выкрикивающих вопросы. Если Мириам шла одна, ей не раз предлагали деньги в обмен на описание платья принцессы.
«Пятерка за эскиз и десятка, если покажешь мне платье», – мог сказать репортер, или: «Дай мне хоть что-нибудь, милая, ты не пожалеешь!» Мириам даже не оборачивалась. Единственным в мире журналистом, с которым она охотно разговаривала, был Уолтер Качмарек – поскольку он обещал не спрашивать о платье и работе у Хартнелла.
Не только младшие сотрудники чувствовали давление. Мисс Дьюли рассказывала Энн и Мириам о сложностях, с которыми сталкивались руководители. Прежде всего, нелегко далась доставка жемчуга для платья из Америки: десять тысяч жемчужин чуть не конфисковала таможня. «Даже когда капитан Митчисон сказал, что они для принцессы, эти негодяи все равно вставляли палки в колеса!» – возмущалась мисс Дьюли.