Платформа

Я все еще стоял у двери, ошеломленный. Даже числа меня покинули, и я видел эту сцену так, словно она была наложена на тридэ-сетку. Я наблюдал за прямыми и кривыми движений, выстрелов, фонтанов крови, падения руки с пистолетом, а потом их скачков по полу, Дрейма, неловко врезающегося в Лигата, который пошатнулся, но восстановил равновесие перед тем, как Дрейм снова на него кинулся.

Лигат с размаху ударил Дрейма в челюсть рукоятью пистолета, замедлив его, но не остановив, прицелился и стал стрелять по его коленям, сначала дробя их, а потом обращая в месиво, одно за другим, пока Дрейм падал на землю.

Итан Дрейм был невероятно упрям. Даже теперь он не издал ни звука. Когда ему изуродовали ноги, он рухнул бесшумно, не отводя глаз от Лигата, поддерживая свой вес целой рукой и все еще прижимая культю к боку, по которому расплывалось кровавое пятно. Казалось, будто он копается у себя внутри.

– Привет, Итан, – сказал в конце концов Лигат. Он тяжело дышал, но улыбался, и в уголках его глаз виднелись морщинки удовольствия. – Нечего сказать? Может, хотя бы с сыном поздороваешься? – Он сделал указующее движение головой, не сводя с Дрейма глаз.

Я обернулся – до этого я стоял неподвижно, и шея у меня хрустнула от напряжения – и увидел Пеллонхорка, стоящего в углу шлюза.

Он был жив!

У его ног лежала без сознания Мадлен. Когда Пеллонхорк склонился и без труда поднял ее, она застонала, ее веки задрожали и внезапно оказались открытыми. Пеллонхорк выпрямился, обхватил ее шею рукой и надавил.

Я не понимал, что происходит. Я пытался сопоставить это с планом. По плану Мадлен не должна была здесь находиться.

Она попыталась вцепиться в его руку, но ей не хватило сил. Ее рот открывался и закрывался. Я заметил, насколько красная у нее губная помада. Впервые за все это время наступила такая тишина, что было слышно, как в шлюзе гудит кондиционер. Он был одной громкости с хриплым дыханием Мадлен. Ее лицо было бледным и становилось все бледнее. Она уронила голову, и ее глаза начали закрываться.

– Здравствуй, отец, – сказал Пеллонхорк. – Алеф, вы опоздали. Я уж забеспокоился.

– Мадлен… – начал я. Пеллонхорк поднял вторую руку, и я увидел в ней нож, лезвие которого было тусклым и перепачканным кровью. Я вспомнил о телах в спальне рабочих.

– Мадлен, да, – сказал он. – Я все думал, как мы будем с ней разбираться, но вы прихватили ее с собой. Спасибо, Алеф. Все-таки это стоило ожидания.

Он продолжал давить ей на шею, пока Мадлен совершенно не обмякла. Дышала она неглубоко, но дышала. Пеллонхорк пристально смотрел на отца.

– Итак, – сказал Лигат беззлобно. – Как же мы все это устроим? Пеллонхорк, ты говорил, что хотел бы, чтобы твой отец увидел смерть Мадлен. Можешь расслабиться, Алеф. Ты доказал свою верность. – Он ухватил пистолет поудобнее. Я услышал скрип – это металл скользил в его потном кулаке. – Итан, я знаю, что свою жизнь ты вымаливать не будешь, но, уж конечно, попросишь сына пощадить твою любовницу. Кто знает? Он может оказаться великодушен.

Дрейм, как мог, изменил позу и, осторожно протащив культю через грудь, зажал ее подмышкой. Казалось, будто он облачен в кровь. Он ничего не говорил. Его взгляд не оставлял Лигата.

Пеллонхорк управлял дыханием Мадлен с помощью руки: его локоть напрягался и расслаблялся, удерживая ее на грани забытья. Она была в сознании, но сил на сопротивление у нее не было.

– Ты меня разочаровываешь, отец, – сказал он. – Мадлен, ты не разочарована?

Она заплакала. На ее лицо было страшно смотреть – глаза закрывались, а потом неестественно распахивались, когда он давал ей вдохнуть, ноздри раздувались, зубы были оскалены, а язык начал вываливаться. Дышала она хрипло, и я был уверен, что у нее повреждена трахея. Пеллонхорк прижимался к ее щеке своей, мечтательно прикрыв глаза. Подобные выражения я видел в порносфере, когда мы с Пеллонхорком впервые ее исследовали. Мы видели их вместе, не понимая, на лицах сношающихся мужчин и женщин.

Лигат помедлил, возможно так же пораженный, как и я, и сказал:

– Пожалуйста, Пеллонхорк, не будем отвлекаться.

Пеллонхорк слегка, почти изящно, приоткрыл рот и ослабил захват. Мадлен подняла голову, ее щеки снова начали расцветать, и она неуверенно перенесла вес на ноги. Вид у нее был потерянный и потрясенный, тело начинала бить дрожь. Мадлен держалась обеими руками за руку Пеллонхорка, чтобы не упасть. Когда она выкрутила шею, чтобы взглянуть на него, он взялся ладонью за ее лоб и потянул голову Мадлен назад, сначала мягко, а потом более решительно, пока у нее не натянулась кожа на горле. Он смотрел ей в глаза.

Смотрел прямо в них. Казалось, он чего-то ждет.

– Пеллонхорк… – сказал Лигат.

Мадлен вздохнула и попыталась сглотнуть, от движения кожа ее натянулась еще туже, и именно в этот момент Пеллонхорк поднял руку, ровным и глубоким движением перерезал ей горло и уронил ее.

Когда кровь брызнула и начала падать слабеющей параболой, Пеллонхорк наклонился к струе и вытянул язык, словно какое-то насекомое.