Взгляд его упал на оставленный Барским бизнес-план. «Литературно-издательский проект», как тот его называл. Гында поморщился. С этим полудурком он связался опять-таки только ради рекламы. Хотя, что из всего этого может получиться, реклама или антиреклама, тоже вопрос спорный. Мнит он себя, писака задрипанный, не бог весть кем, этого у него не отнять. То, с каким упорством Барский пытается протолкнуть свою писанину, в какой-то мере даже заслуживает уважения. Другой вопрос, чего эта писанина стоит на самом деле. Отклики из Союза писателей были не самыми лестными… Впрочем, какая разница! «Моя цель – засветиться в качестве спонсора, активно поддерживающего местные дарования, развивающего отечественную культуру, а что представляют собой эти дарования, это уж пускай комитет по борьбе с молодежью решает или Министерство культуры…»
– Петр Владимирович, – раздался из переговорного устройства голос секретарши, – вас здесь дожидаются Липутин с Шиловым. Говорят, вы их вызывали.
– Они в приемной? – нехотя поинтересовался Гында, ощупывая снова начинающую гудеть голову.
– Да… сидят…
Посмотрев на часы, Петр Владимирович с удивлением отметил, что после ухода Барского прошло больше часа.
– Пусть сидят. – Он развернулся вместе с креслом, взял кофейник и, налив себе маленькую чашечку, принялся капать в нее из темного пузырька. – Вызову, когда понадобятся…
– Хорошо.
Динамик переговорника умер.
Гында, влив в себя «взвинченного» кофе, поднялся и снова начал расхаживать по кабинету. Мало-помалу гудение в голове стихло, желание повалиться на стоявший у стены кожаный диван и уснуть заметно ослабло.
«Липутин… – думал он, хмуря брови. – Не нравится он мне что-то в последнее время. Он и раньше-то был с придурью, а теперь и вовсе… того. Или мне только кажется?.. Ладно, потом разберемся. А вот Плотника от него, наверное, будет все-таки лучше убрать. Испортит он мне парня своей даосской херней. Плотника убрать, а к нему поставить Бапыча или Лаптя… А?.. Или, того лучше, Басурманова!.. – Гында почесал подбородок. – Нет, Басурманова, это уже перебор. Шлепнет он мне его где-нибудь, а потом скажет, что так и было… Ладно, это не срочно. Сейчас есть дела и поважнее…»
Он подошел к окну. На сей раз картинка по ту сторону пуленепробиваемого стекла изменилась. Песочница опустела, старухи суетливо собирали разложенные на скамейке подстилки и подушечки, в спешном порядке стаскивая свое тряпье в подъезд. Ветер, пригибая тополя, гонял по двору облака пыли. Стемнело. По всей видимости, надвигалась гроза. Равнодушно отметив этот факт, Гында повернулся к окну спиной. Жара, висевшая над городом почти неделю, его совершенно не трогала. Обложенный со всех сторон самыми современными кондиционерами, свой микроклимат он создавал для себя сам.
«Итак, курьеры… – размышлял он, прислушиваясь к отдаленным раскатам грома. – Курьеров кто-то мочит. Кто и зачем – не ясно. Далее… Пропал дипломат, который вчера должен был доставить Питон. Дипломат отсутствует уже больше суток, и в чьих он сейчас руках – тоже не ясно. Весь город стоит на ушах, все мои люди задействованы, но результат по-прежнему нулевой… Уравнение с двумя неизвестными… Что делать? Кто виноват?.. И кому я буду должен отвесить звездюлей за весь этот балаган?.. Мм… да…»
Чувствуя, что засыпает, Гында помотал головой. Даже «винт», и тот уже не помогал. Подошел к столу и нажал кнопку переговорного устройства.
– Мариночка, – сказал он, – принеси мне, милая, свежего кофе и бутербродов.
Секунду помедлил и добавил:
– Эти – там?
– Да, – ответила секретарша. – Через три минуты все будет готово.
«Золото, а не девка! – ухмыльнулся он про себя. – С полуслова понимает. Умел Сандалов кадры себе подбирать, этого у него не отнимешь. Не был бы таким упертым, до сих пор бы в этом кресле сидел… Впрочем, вряд ли. Это кресло я с самого начала для себя готовил. Да и надоел он мне хуже горькой редьки. А вот кого сюда посадить, когда сам я в мэрское кресло пересяду, об этом подумать стоит! Если только выборы они мне не прогадят… С-сволочи!»
Он взял со стола последний выпуск «Глаховского вестника». Нахмурился.
Далее шло: