По приказу ставки

...В штабе стрелкового полка, куда бойцы доставили старшего лейтенанта Гончаренко, выяснять его личность долго не пришлось. С земли наблюдали за воздушным боем одиночного бомбардировщика с гитлеровскими истребителями, видели, как от горящего самолета отделился парашютист. К тому же у штурмана оказалось с собой удостоверение личности. Угощая Николая тушенкой и наливая в стакан водку, высокий худощавый майор неожиданно спросил:

— А где же другие члены экипажа? Гончаренко не ожидал такого вопроса, смутился. Вытирая с лица пот, он с печалью в голосе сказал:

— Летчик и радист погибли во время боя. Бомбардировщик горел, мог взорваться.

Майор, внимательно посмотрев на собеседника, продолжал:

— Да, самолет действительно горел, падал на крыло. Но потом выровнялся и с дымом пошел на восток. Значит, кто-то им управлял?

На минуту штурман задумался. Он и сам, спускаясь на парашюте, видел, как «ил», сопровождаемый «мессером», уходил в сторону.

После паузы Гончаренко с раздражением ответил:

— Я покинул горящий самолет!..

— Да-да, в сложной обстановке знать всего невозможно, — вставая из-за стола и подавая штурману руку, закончил майор. Тут же он приказал стоящему рядом старшине: — Довезете старшего лейтенанта до большака, посадите на попутную машину — и мигом обратно.

— Есть! — козырнул старшина.

Около трех дней на попутных машинах ехал Гончаренко в Рельбицы, а кое-где, преодолевая дорожные заторы, шел пешком. Пока он добирался к своим, ему то и дело попадались навстречу спешившие к фронту наши наземные части и подразделения, шли танки, артиллерийские тягачи с пушками. Он видел также и летевшие на запад группы самолетов. И от всей этой обстановки Гончаренко вдруг почувствовал себя оторванным от боевого строя, ему стало не по себе. До мельчайших подробностей он вспомнил так хорошо начатый разведывательный полет, переданные на землю ценные сведения о противнике, снова и снова видел перед собой Белоусова, Василенко и каждый раз заново переживал тот неравный бой с «мессерами». Все чаще и чаще Гончаренко задумывался над фразой, сказанной майором: «Но потом самолет выровнялся и с дымом полетел на восток. Значит, кто-то им управлял?»

«Действительно, кто управлял кораблем, если командир был убит? И почему перед прыжком я не открыл шторку, не посмотрел, в каком состоянии летчик?» — в душе ругал себя штурман. И тут, в какой уже раз, вновь стал придумывать наиболее правдоподобную версию, которая как-то объяснила бы его самовольный прыжок на тот случай, если Белоусов все-таки не погиб.

Но придумать что-либо подходящее так и не удалось. Уже темнело, когда Гончаренко появился у землянки штаба эскадрильи. Первым, кого он встретил, оказался штурман эскадрильи капитан Шведовскнй.

— Пришел, живой? — выбросив вперед руки, весело заговорил капитан. — А мы тут взгрустнули было, на убыль пошла штурманская гвардия, — в том же тоне продолжал он.

— Что слышно о Белоусове? — с волнением спросил Гончаренко.

— Целехонек твой командир. Вчера пришел, — ответил Шведовский. И, словно спохватившись, добавил: — Лейтенант сказал, что ты без команды покинул самолет. И еще. Находясь над целью, не сбросил бомбы.

— Од так и сказал?

— Да, так и сказал.

— Ну и пусть... Пусть меня считают трусом! — с надрывом и с каким-то вызовом воскликнул Гончаренко. — А я вот пришел... Пришел, чтобы снова летать!..

— Это очень хорошее желание, — с улыбкой вступил в разговор подошедший старший политрук В. И. Догадин. — Только одного желания мало! — Догадин поздоровался с Гончаренко и предложил ему зайти в землянку, тут же распорядился, чтобы вызвали летчика.

Когда Белоусов вошел и сел у противоположного конца длинного стола, Гончаренко заканчивал свой рассказ о полете:

— Истребители в упор расстреливали наш самолет, он уже горел. А потом вдруг стал резко скользить на крыло. Я подумал, что на борту живых нет, ну и махнул в люк...

— А бортовая связь работала? — спросил Догадин.

— Кажется, работала.

— А если точнее?

— И бортовая связь и моторы — все действовало на борту, — стараясь не смотреть в сторону Гончаренко, вставил Белоусов и взволнованно продолжал: — Да, я пытался сбить пламя скольжением, но из этого ничего не вышло. Когда же вывел самолет в горизонтальный полет и был над целью, из кабины штурмана почувствовал сквозняк. Сначала не поверил, пробовал вызвать старшего лейтенанта, но в кабине его уже не было. Тут же я аварийно сбросил бомбы и потом около тридцати минут летел на горящем бомбардировщике на восток. И только в районе города Лудза самолет взорвался, и я по счастливой случайности оказался на парашютных лямках...

— Все это так. Видно, смалодушничал штурман, — спокойно ответил Шведовский. — Но надо ли раздувать этот факт? Гончаренко пришел в полк, будет летать, и, я уверен, неплохо.

— А я не могу летать с человеком, к которому испытываю недоверие. Сердцу не прикажешь, — заключил Белоусов.

Наступила пауза. Гончаренко обвел всех растерянным взглядом, встал и тихо заговорил: