Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Иосиф Волоцкий не был готов подчиняться властям светским, в частности, по вопросу о возможной экспроприации монастырских владений со стороны царя. «Молвят так, – отмечал он, – волен де государь в своих монастырях, хочет жалует, хочет грабит, ино, господине, того ни в древних царях православных, ни в наших государях русских самодержцах, ни в удельных князьях не бывало, что церкви Божии и монастыри грабить»{552}

. Но самое главное во взглядах игумена Волоколамского монастыря – это его учение о тиранах и связанные с этим представления об ограничении царской власти. Отмечая важность повиновения государю, Иосиф «счел необходимым сделать оговорку относительно царя, который над собой "имать царствующи скверныя страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, злейши же всех неверие и хулу". По Иосифу, такой царь "не Божий слуга, но дьявол, и не царь, но мучитель". Иосиф преподает следующее правило отношений к такому мучителю: "И ты убо таковаго царя или князя да не послушаеши, на нечестие и лукавство приводяща тя, аще мучить, аще смертию претит". Таким образом, поклонение и служение царю должно быть, по учению Иосифа, результатом критики общественных и религиозных свойств царствующего. ‹…› Только фанатизм Иосифа ввиду неблагоприятных его отношений к царствующему государю (Ивану III. – Д. Т

.) подсказал ему такое революционное, по существу, учение, на основании которого можно было оправдать всякую оппозицию правительству: стоило только объявить политические меры враждебного правительства несогласными с нравственными началами и правоверием, а самого царя слугой дьявола»{553}

.

Итак, мы видим, что, согласно одному из авторитетнейших церковных мыслителей, православный царь не имеет полного права сам творить закон. При определенных обстоятельствах его действия могут быть сочтены ошибочными и даже преступными. Правда, в конкретных исторических обстоятельствах Руси, серьезно отличавшихся от английских обстоятельств, мысль о возможной неправедности царя вряд ли могла привести к ограничению произвола. Скорее речь шла о нравственном контроле за царем со стороны церкви, обладающей моральным авторитетом в обществе. Нет оснований считать, будто бы в Московском государстве нормой являлось право царя творить закон, ни с кем не считаясь. Теоретически можно, правда, возразить, что нравственный контроль должен был касаться только церковных вопросов и что у иерархов не имелось оснований вторгаться в решение светских проблем, которые положено разрешать монархам. Недаром Иосиф Волоцкий воздвиг свою теорию именно в связи с проблемой возможного изъятия собственности церкви. Однако, как справедливо отмечал историк русского права Василий Сергеевич, «строго отделить церковные дела от светских и в наше время трудно, тогда же это было совершенно невозможно. Духовенство того времени даже и не думало о таком отделении. ‹…› Духовенство, проникнутое духом христианства, считало себя призванным поучать князей миролюбию, правосудию, давало советы кроткого обращения с врагами и преступниками, вмешивалось даже в финансовую их политику, если находило в ней противоречие учениям церкви»{554}

.

Важнейшие столкновения монарха с иерархами имели место в связи с опричниной и касались не узко понимаемых интересов церкви, а общего мироустройства, в котором священникам следовало печаловаться об интересах людей, ущемляемых тиранией монарха. В случае с опричниной Русская церковь проиграла борьбу, однако в вопросе о церковной собственности одержала победу, то есть добилась большего, чем католическая церковь в тех европейских странах, где проводилась реформация. На церковном соборе 1503 г. «иосифлянскому большинству удалось провалить секуляризационную программу Ивана III»{555}.