Под стягом Святослава

— Альгуль стала моей женой, и не тебе, бродяге…

— Замолчите оба! — громыхнуло с трона. — Кто из вас был ранен в бою, а кто сделал себе такую же рану сам? Отвечайте!

Спорщики разинули рты, не сразу осмыслив существо вопроса. Бедно одетый соискатель заявил твердо:

— В бою был ранен я, а он…

— Нет! Это я был ранен в бою! — взвизгнул богато одетый истец.

— А я клянусь аллахом…

— Замолчите! — осадил их тот же громовой голос. — Пусть скажет Альгуль, кто из двоих сын Анвара-ибн- Хафиза!

Рядом с близнецами возникла прекрасная гурия, и толпа одобрительно загудела, оценив несравненную красоту молодой женщины. Та не смутилась от всеобщего внимания: смело глядела на кагана.

— Говори, женщина! — приказал верховный судья.

Альгуль зыркнула огромными глазами на одного, на другого, соображая что-то про себя, потом ответила:

— О-о венец Справедливости! Я не знаю.

Толпа поперхнулась на мгновение и разразилась таким оглушающим хохотом, что с купола ближайшей мечети в разные стороны ринулись стаи ошарашенных голубей. Даже невозмутимые тургуды, окружавшие трон, все сразу, как по команде, беззвучно оскалили зубы.

— Отойди в сторону, глупая женщина! — приказал кендар-каган.

— Не такая уж она глупая! — крикнули из толпы. — В холодную ночь приятнее накрыться двумя одеялами!

Толпа вновь разразилась смехом и шутками:

— Хочет сразу двух коров доить!

— Что-то не похожи они на коров! С быков молока не выдоишь!

— С быков больше получишь, они золотым молоком доятся.

— Кхм! — раздалось сверху, и на площади сразу воцарилась настороженная тишина.

— Боги сказали мне правду, — заговорил кендар-каган. — Я могу тотчас назвать обманщика! Но я хочу, чтобы все видели и знали волю богов… Пойдите и принесите на суд кость из груди почившего Анвара-ибн-Хафиза…

Толпа зароптала: тревожить покойника запрещают все веры и святотатства не имеет права разрешить даже великий царь Солнца!

— Так велели все боги, которым поклоняются хазары! — прогремело с трона Справедливости.

Толпа сразу успокоилась: раз боги велели, ничего не поделаешь!

— Великая Справедливость ждет! — сказал каган. — И пусть прах почтенного Анвара будет потревожен в присутствии девяти свидетелей и всех судей. Народ должен знать: здесь вершится суд, беспристрастнее которого нет во всей вселенной!

Судьи и свидетели ушли. Истцы понуро стояли на коленях. Альгуль смотрела на них и весело улыбалась. Проказница думала, что, как бы ни обернулось дело, она-то уж внакладе не останется. Кендар-каган, скосив глаза, пристально наблюдал за ней.

— Что ж он делать хочет, коль за костьми послал? — спросил Летко Махмуда.

— Я в недоумении. Подождем. Скоро узнаем… Ахмет! — позвал он своего слугу. — Дай нам по пиале кумыса.

Тот с готовностью наполнил пенящимся перебродившим кобыльим молоком две фарфоровые китайские чаши.

— Угощайся, Ашин Летко. Это напиток богатуров!..

Толпа молчала, все ждали. Ждали долго, но вот раздалось:

— Несут! Несут!

Толпа всколыхнулась. Все, как один, смотрели в сторону мусульманского кладбища. Оттуда показалась группа посланных. Они шествовали цепочкой. Передний нес на вытянутых руках изогнутую кость.

— Ребро из груди вынули, — догадался Летко.

Судьи и свидетели ступили на возвышение, и каждый — один за другим — поклялся перед кендар-каганом и народом именами своих богов, что поручение суда исполнено в точности.

— А теперь, — возвестил медный голос, — я хочу, чтобы сын и пасынок дали свою кровь праху Анвара-ибн- Хафиза!

Истцы обнажили каждый левую руку. К ним подошел богатур-бий — судебный исполнитель. Сначала он надрезал руку бедно одетого истца и подставил кость умершего под капли крови испытуемого.

— Говори! — раздалось с трона.

— О справедливейший! — ответил богатур-бий. — Кость Анвара-ибн-Хафиза впитала в себя кровь этого оборванца.

Толпа, ничего не понимая, молчала завороженно.

— Теперь испытай другого!

Богатур-бий подошел к богато одетому соискателю наследства. Тот вздрогнул, побледнел, но, не помешкав и мгновения, протянул обнаженную руку. То же испытание было проведено и с ним.

— Говори! — Голос кендар-кагана зазвенел.

— Кровь скатилась с праха Анвара-ибн-Хафиза!

— Боги показали правду! — отрубил каган и пояснил: — Кость приняла родную кровь, а чуждая отвергнута с негодованием! Анвар-ибн-Хафиз из могилы уличает лжеца и вора!

— Пощади, о услада мудрости! — возопил преступник. — Пощади-и-и! — И в полнейшей тишине было слышно, как гулко стукнулись его колени о деревянный помост.

— Мой приговор давно готов. И я мог огласить его. Но боги хотят, чтобы волю свою огласил весь народ хазарский!

— Смерть! — раздался одинокий голос.

И в следующее мгновение вся толпа громогласно приговорила:

— Смерть!!!

Тургуды подхватили обмякшее тело и поволокли его на возвышение, где, подбоченясь, стоял палач в широкой красной рубахе и с огромным кривым мечом в волосатых руках.

— Ах ты коварный обманщик! — кричала прекрасная Альгуль. — Ты обманом завлек меня в чужой дом! Ты опозорил меня! Что мне теперь делать?! Я не хочу жить!

— Я исполню твою просьбу! — услышал ее кендар-каган. — Ты умрешь, женщина, вместе с ним!