То и дело по площади сновали всадники. Ворота города на Горе были открыты. Там тоже виднелись воины в мерцающих на солнце кольчугах. Вдруг они расступились, и в поле выехала группа наездников на высоких конях. Они мчались прямо на лесовиков. Те посторонились.
— Слава! — раздалось вокруг.
— Кто это? — испуганно спросил Ратьша.
— Князь наш Святослав-витязь! — снял шапку Бортя.
Сыновья поспешили сделать то же.
Всадники стремительно проскакали вниз, к реке Лыбеди, где стояла крепость Язина. Ратьша с восхищением смотрел вослед мечте своей, герою его снов — князю-витязю Русской земли…
В стане Добрыни они тотчас попали к сотскому Остромиру, плотному белобрысому воину с простым, неприметным лицом.
— Берите колья, лапы еловые и ставьте шалаш вон в том ряду, — указал он. — Да посноровистей: скоро к котлам артельным звать будут.
Лесовикам дело привычное — через полчаса временное жилище было слажено, а внутри костер горел. Когда закончили, к ним подлетел на высоком соловом коне статный молодой витязь:
— О-о, Бортя! И ты тут? Мог бы из берлоги своей не вылезать, калечен ведь.
Старый воин поклонился:
— Не серчай, Добрыня-богатырь. Я вот только за сынами приглядеть. Поучу их науке ратной, как и меня отец мой когда-то учивал.
Ратьша с восхищением, рот разинув, смотрел на прославленного витязя.
— Молодец! — похвалил охотников Добрыня и тут, заметив отрока, рассмеялся: — Твой, что ли? И я когда-то таким был. Рот-то закрой, ворона залетит! — пошутил он и, размахнувшись плетью, хотел ударить коня, но нагайка вырвалась из руки его и улетела в сторону: кто знает, может быть, сделано это было нарочно.
Ратьша, как кошка за мышью, ринулся к ней. Подобрал и с поклоном подал Добрыне. Тот взял, спросил неожиданно:
— На коне усидишь?
— Да я… я… ако печенег.
Добрыня пронзительно свистнул, приказал подлетевшему всаднику:
— Скопа, дай коня воину сему. — Воевода указал на опешившего Ратьшу.
Тысяцкий соскочил наземь, подал повод отроку, и тот, еще не осмыслив всего, птицей взлетел в седло.
— Ловок! — изумился Добрыня, потом обернулся к ничего не понявшему Борте: — Дай мне отрока твоего. Хочу попытать, что он да как.
Отец только поклонился в ответ. Братья сделали то же самое, и зависть горела в их глазах.
— Ну, поехали, богатырь! — весело крикнул Добрыня и рванул повод коня.
Его иноходец рванулся вперед. Ратьша, как приклеенный, следовал в трех шагах позади.
У ворот крепости Язины витязь осадил коня. Ратьша сообразил что к чему, слетел наземь и поддержал стремя Добрыни. Тот усмехнулся, приказал:
— Побудь здесь! — и исчез за воротами.
Ратьша стоял ни живой ни мертвый от счастья.
«Неужто Добрыня-богатырь меня к себе возьмет? — думал он. — Дай-то Перун! Вот бы оружничим при нем быть… или конюхом, как он когда-то при князе…»
Солнце опускалось к дальнему лесу. Было ясно и чисто. Морозец к вечеру усилился, но Ратьша не замечал ничего.
Вскоре в проеме ворот показалась группа людей. В переднем парень узнал великого князя Киевского и от страха спрятался за коня.
— Ты, Добрыня, завтра с ратью займешь сию крепость. А ты, Свенельд, попробуешь взять ее на копье. Потом вы оба пойдете на мою дружину. Ежели сразу не опрокинете меня — поражение вам. Потешный бой свершим за рекой Лыбедью, — слышал Ратьша властный голос Святослава.
Свенельд, усатый и высокий воин лет пятидесяти, только кивнул головой: ни улыбки, ни голоса.
Князь ловко вскочил в седло.
— Поехали ко мне! — распорядился он. — Поужинаем, чем боги даровали.
— Эй, отрок, где ты? — позвал Добрыня.
Ратьша выпрыгнул из-за коня.
— Эт-то что за чучело? — изумился Святослав.
— Коновод мой, — смеясь, пояснил воевода.
— Ты бы приодел его, что ли! — упрекнул князь и спросил: — Как звать-величать тебя, богатырь? Не Святогором, случаем?
— Да не-е, — смутился отрок. — Так што Ратьшей Соколом кличут.
— Скажи ты-ы? Соколом, а? За что ж тебя так прозвали?
— Тятька сказывает, верткий больно. И по деревьям могу с верхушки на верхушку лучче других летать.
— Ну-ну. А что ты смыслишь в деле ратном?
— Так, ста, из лука метко стреляю, ножом с двадцати шагов в деньгу не промажу…
— Скажи ты?! — Брови князя взметнулись. — А еще что?
— Неслышно по сухостою пройду. С тростинкой во рту полдня в воде просижу и притом рыбы руками наловлю, вот! Однако ж… не дюже мечом володею. Дак подучусь малость. А копье-рогатина — дело привычное: на медведя хаживал…
— И на коне что твой печенег сидит, — добавив Добрыня.
— Ай да Ратьша! Ай да Сокол! — похвалил Святослав. — Добрыня, уступи молодца. Чего хочешь — не пожалею!
— Прости, княже, не могу, — шутливо отозвался воевода. — Такой удалец мне самому нужон позарез…
Ратьша ушам своим не верил: все, казалось ему, происходит во сне.
«Надсмехаются небось, — недоверчиво подумал он. — А мож, и нет. Не всякий так-то может: на потешном поле я в селище своем всех парней побеждаю. А там есть и постарше меня, и посильнее…»
— Ну добро, — посуровел Святослав. — Подучишь его, потом в дружину мою отдашь. Ежели заслужит… — И, глядя на отрока, сказал: — Смотри мне, лапоть березовый, не ленись!
— Да я… да…
Витязи засмеялись.