Под стягом Святослава

«Хакан-бек Урак давно бы снес мне голову, а ты…» — презрительно отвернулся Ядрей.

— Кто сказал, что я оскорбил тебя, коназ Ядре? — опешил Асмид. — И как я оскорбил тебя? Ты скажи!

— Вот этот ратник бил меня копьем в бок, когда бесчестно волок пред очи твои, — указал заложник на помертвевшего от ужаса богатура. — Сам он так поступить не осмелится, — значит, это был твой приказ, — добавил Ядрей.

— Что-о?! — Каган-беки только бровями шевельнул, как и второй обидчик Ядрея канул в пропасть: этот даже и не пытался сопротивляться.

«Так-то, — удовлетворился местью воевода. — Остерегитесь поносить болярина русского, босяки! Теперь послушаем, что высокородным от меня надобно, — злорадно подумал он. — А ведь прав я был, заподозрив, что в тверди кто-то из больших ханов козарских застрял».

— А теперь скажешь ли ты слово? — спросил Асмид.

— Спрашивай, пресветлый хакан-бек. — Ядрей низко поклонился степному властелину.

— Я хочу, чтобы твои богатуры, коназ Ядре, выпустили меня из Саркела. Что скажешь на это?

— Ты не простой хан и не купец, навроде Селюка. Как я могу решать дела, достойные великих! — Теперь воевода говорил почтительно. — О том тебе, хакан-бек, надобно у князя Святослава спрашивать. А потом, заложник я. Моего приказа вои русские не послушают.

— А если я отпущу тебя, как ты тогда решишь? Сто тысяч золотых динаров награды тебе дам.

— Давай! — протянул руку Ядрей, и глаза его при этом излучали едва скрытую насмешку.

— Здесь у меня ничего нет, — смутился Асмид. — Казна там. — Он показал через реку, где кипела битва. — Там получишь. Если ты кагана Святосляба страшишься, тогда иди со мной. Я награжу тебя званием эльтебера, поставлю наместником в Таматарху-Матрегу!

«Твоя Тмутаракань скоро и без того моей станет, — весело подумал Ядрей. — Великий князь обещал мне ее для кормления и торгу. Тож мне — „награжу“! Заяц ты в волчьей шкуре!» А вслух сказал:

— Дай подумать, царь Козарии. Утром я скажу тебе слово мое.

— Утром поздно будет, коназ Ядре. Сейчас решай!

— Ну ежели сейчас… — Воевода спокойно глянул прямо в глаза всевластного хазарина. — Не продам я чести своей и Русь Святую продать не согласен. На что мне злато твое неправедное?

— Тогда я прикажу сбросить тебя с башни! — взвизгнул каган-беки Асмид.

— Я воин! Тридцать лет под мечом живу. Мне ли страшиться смерти? К тому ж ратники мои тотчас порешат хана Магаюра: заложник ведь. И челядина того, что с Селюком был, тож подвесят.

— Тем слугой я был, — не замедлил похвастаться Асмид.

— Да ну-у?! — удивился Ядрей. — Как же Рубач упустил тебя? Не сносить ему головы! Ну и дурак! — Воевода говорил все также спокойно, но спина его похолодела: понял хитрый купец, что на этот раз проторговался и расплачиваться надо будет не звонкой монетой, а самой жизнью…

— Ха! Рубач! — воскликнул Асмид. — Меня сто самых свирепых джиннов не устерегут, а ты — Рубач! Вот видишь? Это перстень царя Сулеймана-ибн-Дауда. Носителю его не страшна никакая западня. Волшебное кольцо Сулеймана развязывает любые путы и разрывает самые крепкие решетки, замки и кандалы!

— Что ж ты, хакан-бек, в таком разе не соломоново кольцо, а меня о подмоге просишь? — хитро прищурился Ядрей.

Асмид опешил от столь простого вопроса. Помолчал, сопя от злости.

Спросил сердито:

— Так куда пойдешь, Ядре-беки? К своим или туда? — Он показал вниз.

— Воля твоя! — твердо ответил воевода.

— Эй, тургуды, — спокойно проговорил каган, — проводите моего гостя в самую лучшую юрту. Принесите ему вкусную еду. Пусть отдыхает бесстрашный коназ Ядре. Он храбрый бек и достоин уважения!.. А ты подумай пока, — обратился он к заложнику. — Завтра утром продолжим наш разговор!

ОПАСНОЕ ПОСЛАНИЕ

лянь, лазутчик! — прошептал Ратьша.

Тимка Грач сжал ему локоть и приложил палец к губам. Оба они были передовым дозором на краю небольшого перелеска в версте от берега реки. Позади гомонил русский боевой стан, впереди разлилась тишина, разбавленная звонким перекликом цикад… Кочевники после трех неистовых атак на киевские полки отошли, и, казалось, они ночью нападать не собираются. Иногда, правда, пока еще было светло, мимо пролетали небольшие отряды сторожевых хазар. В перелесок они не заезжали, остерегались засады… Но солнце село, хазары угомонились: дозоры перестали маячить в степи, и вот…