Поющие в терновнике

His blue eyes laughed, greyed in the light.	Синие глаза его смеялись, при этом свете они казались серыми.
"Oh, my dear Mary!	- Дорогая моя Мэри, что-что, а это я хорошо знаю!
I know that." "But do you know why?"	- А знаете ли, почему?
A terrifying tenderness crept against him, almost inside him, except that he fought it fiercely.	Бесконечная нежность украдкой подобралась к нему и, пожалуй, проникла бы в душу, но он яростно воспротивился.
"I know why, Mary, and believe me, I'm sorry."	- Знаю, Мэри, и, поверьте, мне очень жаль.
"Besides your mother, how many women have loved you?"	- Много ли женщин любило вас, не считая вашей матери?
"Did my mother love me, I wonder?	- А я не знаю, любила ли меня моя мать.
She ended in hating me, anyway.	Во всяком случае, под конец она меня возненавидела.
Most women do.	Почти все женщины меня ненавидят.
My name ought to have been Hippolytos."	Напрасно меня не окрестили Ипполитом.
"Oh!	- Ого!
That tells me a lot!"	Это мне многое объясняет.
"As to other women, I think only Meggie...But she's a little girl.	- А что до других женщин, пожалуй, только Мэгги... Но она еще совсем девочка.
It's probably not an exaggeration to say hundreds of women have wanted me, but loved me?	Вероятно, не будет преувеличением сказать, что сотни женщин меня желали, но любили?..
I doubt it very much."	Сильно сомневаюсь.
"I have loved you," she said pathetically.	- Я вас любила, - с волнением сказала она.
"No, you haven't.	- Нет, не любили.
I'm the goad of your old age, that's all.	Я оказался вызовом вашей старости, только и всего.
When you look at me I remind you of what you cannot do, because of age."	Одним своим видом я вам напоминаю о том, что вам в ваши годы уже недоступно.
"You're wrong.	- Ошибаетесь.
I have loved you.	Я вас любила.
God, how much!	Еще как!
Do you think my years automatically preclude it?	Вы что думаете, раз я стара, стало быть, уже не могу любить?
Well, Father de Bricassart, let me tell you something.	Так вот, преподобный отец де Брикассар, я вам кое-что скажу.
Inside this stupid body I'm still young-I still feel, I still want, I still dream, I still kick up my heels and chafe at restrictions like my body.	Запертая в этом дурацком теле, как в тюрьме, я еще молода - еще способна чувствовать, и желать, и мечтать, и еще как бунтую, и злюсь на свои оковы, на свое тело.
Old age is the bitterest vengeance our vengeful God inflicts upon us.	Старость - самое жестокое мщение, которое на нас обрушивает мстительный бог.