Поющие в терновнике

Above Larisa he came onto the sea, stopped the car and got out.	Над Ларисой он увидел сверху море, остановил машину и вышел.
Homer's wine-dark sea, a delicate clear aquamarine near the beaches, purple-stained like grapes as it stretched to the curving horizon.	Море простиралось до изогнутого дугой горизонта, прозрачным нежным аквамарином голубело у берегов, а дальше оно было темное, точно вино, как у Гомера, с лиловыми пятнами цвета гроздьев винограда.
On a greensward far below him stood a tiny round pillared temple, very white in the sun, and on the rise of the hill behind him a frowning Crusader fortress endured.	Далеко внизу, на яркой зелени травы, ослепительно белел в солнечных лучах маленький круглый храм с колоннами, а на горном склоне позади Дэна, выстояв столетия, хмурилась крепость времен крестоносцев.
Greece, you are very beautiful, more beautiful than Italy, for all that I love Italy.	Ты прекрасна, Греция, как я ни люблю Италию, ты еще прекрасней.
But here is the cradle, forever.	И ты вовеки веков - колыбель всего.
Panting to be in Athens, he pushed on, gunned the red sports car up the switchbacks of the Domokos Pass and descended its other side into Boeotia, a stunning panorama of olive groves, rusty hillsides, mountains.	Ему не терпелось попасть в Афины, и он на полной скорости погнал свою красную спортивную машину по крутым извилистым дорогам Домокос и, одолев перевал, начал спускаться в Беотию; его ошеломила, распахнувшись во всей неповторимой красоте, ширь оливковых рощ, рыжих косогоров, величавых вершин.
Yet in spite of his haste he stopped to look at the oddly Hollywoodish monument to Leonidas and his Spartans at Thermopylae.	Но как ни спешил Дэн, он остановился перед памятником Леониду и его спартанцам, павшим при Фермопилах; странно, что-то в этом надгробии отдавало Голливудом.
The stone said: "Stranger, go tell the Spartans that here we lie, in obedience to their command."	"Незнакомец, - гласила надпись на камне, - иди и поведай жителям Спарты, что здесь мы полегли, их повинуясь веленью".
It struck a chord in him, almost seemed to be words he might have heard in a different context; he shivered and went on quickly.	Слова эти задели некую тайную струну в душе Дэна, показалось - он уже слышал их в какой-то иной связи; его пробрала дрожь, и он заторопился дальше.
In melted sun he paused for a while above Kamena Voura, swam in the clear water looking across the narrow strait to Euboea; there must the thousand ships have sailed from Aulis, on their way to Troy.	Жара спадала, и Дэн остановился ненадолго над Камена Воура, поплавал в прозрачной воде узкого пролива, за которым виднелась Эвбея; должно быть, здесь-то и прошла тысяча кораблей, плывущих из Олиса к Трое.
It was a strong current, swirling seaward; they must not have had to ply their oars very hard.	Бурливое сильное течение стремилось к морю; наверно, героям Гомера не приходилось много работать веслами.
The ecstatic cooings and strokings of the ancient black-garbed crone in the bathhouse embarrassed him; he couldn't get away from her fast enough.	В пляжной раздевалке Дэна смутила древняя старуха в черном, она восторженно заворковала и все норовила погладить его по плечу; он не знал, как бы поскорей от нее сбежать.
People never referred to his beauty to his face anymore, so most of the time he was able to forget it.	Теперь люди уже не говорили ему в лицо, какой он красивый, и почти всегда удавалось об этом забывать.