Поющие в терновнике

Delaying only to buy a couple of huge, custard-filled cakes in the shop, he went on down the Attic coast and finally came to Athens as the sun was setting, gilding the great rock and its precious crown of pillars.	Он наскоро купил в лавчонке два большущих пирожных с заварным кремом, двинулся дальше вдоль аттического берега и, наконец, на закате въехал в Афины; солнце золотило огромную скалу, увенчанную бесценной колоннадой.
But Athens was tense and vicious, and the open admiration of the women mortified him; Roman women were more sophisticated, subtle.	Но в Афинах воздух насыщен был злым возбуждением, и оскорбительны были откровенные восторги женщин; римлянки все же утонченней, сдержаннее.
There was a feeling in the crowds, pockets of rioting, grim determination on the part of the people to have Papandreou.	На улицах взбудораженные толпы, там и сям вспыхивают стычки, немало людей, настроенных мрачно и решительно - они за Па-пандреу.
No, Athens wasn't herself; better to be elsewhere.	Нет, Афины на себя не похожи, лучше отсюда выбраться.
He put the Lagonda in a garage and took the ferry to Crete.	Дэн поставил свою машину в платный гараж и на пароме отправился на Крит.
And there at last, amid the olive groves, the wild thyme and the mountains, he found his peace.	И здесь, среди гор, среди оливковых рощ и душистого тимьяна, он наконец нашел желанный покой.
After a long bus ride with trussed chickens screeching and the all-pervasive reek of garlic in his nostrils, he found a tiny white-painted inn with an arched colonnade and three umbrellaed tables outside on the flagstones, gay Greek bags hanging festooned like lanterns.	Долго трясся он в автобусе, где кудахтали связанные за ноги куры и в нос бил запах чеснока, потом нашел крохотную выбеленную известкой гостиницу с полукруглой колоннадой и тремя столиками на мощенном каменными плитами дворе перед нею, под большими парусиновыми зонтами; гирляндами, точно праздничные фонари, всюду развешаны были яркие узорные сумки.
Pepper trees and Australian gum trees, planted from the new South Land in soil too arid for European trees.	На почве, слишком сухой и скудной для европейского дерева, растут перечные деревья и австралийские эвкалипты, завезенные сюда с далекой южной земли.
The gut roar of cicadas.	Оглушительно трещат цикады.
Dust, swirling in red clouds.	Вздымаются и кружат тучи рыжей пыли.
At night he slept in a tiny cell-like room with shutters wide open, in the hush of dawn he celebrated a solitary Mass, during the day he walked.	Ночами Дэн спал в крохотной, точно монашеская келья, комнатке с настежь распахнутыми ставнями; на рассвете, когда ничто не нарушало тишины, одиноко служил мессу; весь день бродил.
No one bothered him, he bothered no one.	Никто не мешал ему, и он никому не мешал.
But as he passed the dark eyes of the peasants would follow him in slow amazement, and every face would crease deeper in a smile.	Но деревенские жители подолгу провожали его изумленными взглядами, и на лицах, изрезанных морщинами, расцветали улыбки.
It was hot, and so quiet, and very sleepy.	Было жарко, и удивительно тихо, и очень сонно.
Perfect peace.	Безграничный покой.
Day followed day, like beads slipping through a leathery Cretan hand.	Так проходил день за днем, будто четки скользили в темных дубленых пальцах критского крестьянина.