Поющие в терновнике

Justine left with Jean and Boy King to catch the afternoon plane for Sydney, the night plane for London.	Джастина уехала с младшими Кингами, Боем и Джин, чтобы поспеть на вечерний самолет до Сиднея и потом захватить ночной самолет на Лондон.
He never remembered hearing her husky bewitching voice, or seeing those odd pale eyes.	Ральф не помнил, чтобы хоть раз услышал в этот день ее низкий колдовской голос, встретил взгляд этих странных, очень светлых глаз.
From the time when she had met him and Meggie in Athens to the time when she went with Jean and Boy King she had been like a ghost, her camouflage pulled closely around her.	С той минуты, когда она встретила его и Мэгги в Афинах, и до тех пор, пока не уехала с молодыми Кингами, она была точно призрак, ни на миг не сбросила маски.
Why hadn't she called Rainer Hartheim, asked him to be with her?	Почему она не вызвала Лиона Хартгейма, не попросила его приехать?
Surely she knew how much he loved her, how much he would want to be with her now?	Уж наверно она знает, как он ее любит, как бы хотел быть с нею в тяжелый для нее час.
But the thought never stayed long enough in Cardinal Ralph's tired mind to call Rainer himself, though he had wondered about it off and on since before leaving Rome.	Мысль эта не раз мелькала у Ральфа и перед отъездом из Рима, и после, но усталый ум не задерживался на ней, и сам он Лиону не позвонил.
They were strange, the Drogheda people.	Странные они люди здесь, в Дрохеде.
They didn't like company in grief; they preferred to be alone with their pain.	Не любят ни с кем делить свое горе, предпочитают оставаться наедине со своей болью.
Only Fee and Meggie sat with Cardinal Ralph in the drawing room after a dinner left uneaten.	После ужина, к которому никто не притронулся, только Фиа и Мэгги остались с кардиналом в гостиной.
No one said a word; the ormolu clock on the marble mantel ticked thunderously, and Mary Carson's painted eyes stared a mute challenge across the room to Fee's grandmother.	Все трое молчали; оглушительно тикали бронзовые часы на мраморной каминной доске, и Мэри Карсон с портрета взглядом бросала через всю комнату безмолвный вызов бабушке Фионы.
Fee and Meggie sat together on a cream sofa, shoulders lightly touching; Cardinal Ralph never remembered their being so close in the old days.	Фиа и Мэгги сидели рядом на кремовом диване, чуть касаясь плеча плечом; кардинал Ральф не помнил, чтобы когда-нибудь прежде ему случалось видеть их так близко друг к другу.
But they said nothing, did not look at each other or at him.	Но они не говорили ни слова, не смотрели ни друг на друга, ни на него.
He tried to see what it was he had done wrong.	Он пытался понять, в чем же виноват.
Too much wrong, that was the trouble.	Слишком много было всего, вот в чем беда.
Pride, ambition, a certain unscrupulousness.	Гордость, честолюбие, подчас неразборчивость в средствах.
And love for Meggie flowering among them.	И среди всего этого расцвела любовь к Мэгги.
But the crowning glory of that love he had never known.	Но он не знал главного, чем увенчалась эта любовь.
What difference would it have made to know his son was his son?	А какая разница, если бы он и знал, что Дэн - его сын?