Странно, что я не могу найти причину упадка настроения. Видно, незаинтересованность и есть причина отсутствия сил. Когда люди нацелены на нечто важное, они плюют на усталость, мало спят, много работают, воюя с самим временем и выигрывая у него каждую минуту. Они жертвуют собственным здоровьем, потому что стремятся к триумфу, потому что уверены, что жертва их не напрасна…
Из ящика я вынимаю лист бумаги с задумкой накидать карандашом беспроигрышный проект по выходу из бедности. Планирование ведь тоже мотивирует…
После обеда я все же решаюсь прогуляться, но не просто по улицам… Выбор падает на Ботанический сад. В голове теплится надежда встретить вдохновение среди клумб, усеянных цветами и теней деревьев. И уже буквально через час я прохлаждаюсь на лавочке в саду с записной книжкой на коленях.
Идея пришла так внезапно, и я спешу зафиксировать ее, а голова от волнения предательски кружится, и весь мир перестает существовать…
Когда последняя мысль гордо отпечаталась грифелем на бумаге, я, закрывая записную книжку, обещаю самому себе почаще наведываться сюда под тень дубов и осин. Хоть и уверен, что ни на следующей неделе, ни через месяц, ни через год я ни за что не загляну в Ботанический сад.
23
Она наконец-то вернулась…
А я засыпался с мечтами о том, что встречу ее в аэропорту с роскошным букетом цветов, что она, невольно пуская слезы счастья, с разбега, не контролируя себя от переполненности радостью встречи, бросится мне на шею, даже не заметив цветы…
Только вот в действительности дело обстоит совсем иначе. Прилетела она дня три назад, и все это время как будто избегала меня. Эти три дня редкие сообщения ее звучали необычайно сухо, словно соленая вода Средиземного моря иссушила нежность, какая раньше переполняла ее худенькое девичье тело. Мы встретились на четвертый день после ее возвращения. Идти никуда особо не планировали. Я просто хотел ее видеть.
Я подобрался к парадной ее дома без цветов, без шоколада, без всего. Выряжен в рубашку и брюки – жара невыносимая, и в жилете я выставлял бы себя на посмешище. Она выходит в шортах и топике, вся покрытая бронзовым загаром… И неотрывно глядит на меня, как на призрака детства, которого уже давно перестала бояться, но с которым вдруг нечаянно столкнулась, прикрывая глаза широкими солнцезащитными очками.
– Ну, и что ты молчишь? – Сразу же упрекает Карина.
Вместо приветствия пощечина. Я не знаю, с чего начать, как заговорить. Все не так, все не по сценарию! Вне задумки! Настроение героем из дешевой трагедии летит камнем в пропасть, утягивая за собой желание вести диалог. Вопреки ожиданию бурной реакции, взрыва эмоций, путаницы спонтанных слов, торопливости рассказать все-все друг другу, между нами мучительный холодок…
– Ты как будто не рада меня видеть, – я смотрю на нее в упор. Долго. Сердце разрывается от волнения, голова – от переполнения догадок. Я готов возненавидеть весь мир, готов с ног до головы облить его чернящей, несмываемой краской, если только она даст повод.
– Рад, что ты, – выходит, конечно же, паршиво. Такое ощущение, словно я действительно ни капельки не рад ее возвращению, а она – тому, что вернулась.
– Вообще-то… Я… Я должна признаться…
И тут же замолкает. Я свожу брови, переминаюсь с ноги на ногу, на месте не стоится. Предчувствие так и щекочет нервы.
– Я не выношу твое молчание, – волком на луну взываю я…
– Не выносишь? Может, теперь понимаешь, какого мне? Какого мне, когда ты молчишь? Теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда ты обижаешься и затыкаешься? Да ничего ты не понимаешь! Совсем ничего! Вытягивай из меня по слову, а я ничего, совсем ничего тебе не скажу!
Непонимание кружит вокруг меня танцующими осенними листьями. Невидимый железный молот с силой надавливает на голову, пытаясь проломить черепную коробку. Боль пронзает лоб и пулей вылетает через затылок. Не могут же фильмы и красивые истории врать? Не просто так же выдумана радость при встрече после долгой разлуки? Не просто же так ее восхваляют, обоготворяют, лелеют, называют знаменательным событием? Так почему же дух той радости обошел нас стороной, передал в руки древнему противнику: пассивности и недовольства? Куда она пропадала три дня, почему теперь не сияет от счастья, почему встреча наша настолько сухая и отталкивающая, тошнотворная?
– Немного иначе представлял нашу встречу, – в растерянности признаюсь я, пряча руки в карманах, будто только там им и место. – Разве есть повод злиться?
– Не злюсь я… – Только вот брови ее угрожающе насуплены. Ощущение, словно один вид мой портит ей все настроение – Ладно, расскажи, как две недели прошли?