Поколение «все и сразу»

– В общем, вот, что делать-то теперь? – Я почти не пью. Не лезет. Вкус алкоголя сегодня вызывает сплошное отвращение. Мне даже стыдно, что я пытаюсь пьянствовать и одновременно жалуюсь на Карину. Мне стыдно перед Кариной за выпитое, потому как… Потому как с наивностью подростка еще в самом начале нашего знакомства я пообещал самому себе вести здоровый образ жизни ради нее.

– Что делать? Что делать-то? – Задумчиво и безучастно повторяет тот, и я понимаю, что ничего он и вовсе говорить не желает, что на все сказанное ему настолько наплевать. И правда, какой толк поддерживать утомляющие темы?

– Как обстановка с твоей? – Наивно перевожу тему я, словно никакие советы мне и вовсе не требуются.

Борис пожимает плечами. На лице его полная безэмоциональность, и уже по этим признакам я угадываю ответ.

– Да хорошо все. Не знаю. Ничего плохого, к счастью.

Оба замолкаем. Говорить то ли не о чем на самом деле, то ли это я настолько омрачил обстановку… Борис берет телефон, что-то печатает. И я от скуки беру телефон. Открываю фотографии Карины. Я часто любуюсь ею и восхищаюсь ее красотой. С какой же ответственностью она относится к фотографиям, и именно благодаря дисциплине у нее получаются великолепные снимки, которыми я с удовольствием любуюсь. Я задерживаюсь на своей любимой, где она смотрит куда-то вдаль, на голове ее темно-красный берет, окутана она в пальто и черный шарф с темно-красными квадратами, местами перекрывающими друг друга, а на заднем фоне выпячивает грудь Исаакиевский собор. И я обещаю себе распечатать эту фотографию, чтобы вложить в кошелек, чтобы она всегда была рядом…

– Давай выйдем, в ларек сбегаем, мне сигареты нужны.

– Идем.

Я рад очутиться на улице. В вечерний час, когда город накрывает предсумеречная темнота, прогулки обретают особое великолепие. Тишина, прохладный воздух, всюду мрак, людей почти что и нет. Никто не выпячивает на тебя зенки, никто не гадает, кто ты есть, ради чего живешь… Дома обязательно возьмусь за роман, даже если придется сидеть до часа ночи, в очередной раз уверяю самого себя я, будто бы непременно именно так и случится… Я даю самому себе обещание только из-за предчувствия, что сегодня, как результат алкогольного опьянения, обязательно сами собой польются строки. Или я насильно заставляю себя писать только в виде наказания за употребление алкоголя?

В ларьке нам в качестве приветствия обременено кивает сонный парнишка лет двадцати за прилавком. Впереди у него целая рабочая ночь – жизнь-то его не мед и не сахар. Борис просит сигареты с кнопкой, потом желает всего хорошего продавцу, на которое тот никак не реагирует, потому как никакие слова не облегчат его жизнь, отчего меня вдруг охватывает тяжелое пасмурное предчувствие, не раскрывающее сути, но подбирающееся к сознанию грозовым фронтом, – и мы выходим на улицу. Отойдя на пару шагов от ларька, Борись с наслаждением закуривает, а я стою немного в стороне и молчу, терзаясь тем, что хоть что-то да следует сказать, потому как молчание между друзьями, которые видятся раз в два месяца или еще реже, настоящий убийца.

– Наконец-то эта зима ушла. Я так долго ждал весны… Раньше и подумать не мог, что буду любить весну, ну, никогда не любил ее, а теперь… Знаешь, так легко на душе становится, когда просыпаешься и видишь, что солнце уже встало, что оно стучится в окно, что квартира твоя не мрачная каморка, которую способно осветить разве что желтая лампочка на старой люстре, а не такое уж и плохое помещение, залитое золотцем… Как же долго я ждал этого тепла и света…

– Ну да, тоже жду, – сухо соглашается тот, не разделяя мою радость. Сигарета его почти что догорела. Ярко-оранжевая точка вот-вот прекратит существование, предастся величию темноты.

– Проводишь до метро?

– В смысле? Чего так рано уезжаешь? Мы же еще не допили даже.

– Оставь себе. Что-то меня домой тянет. Не знаю, настроение не то.

– Это все из-за Карины? Да забей ты, господи, нашел повод переживать. Просто мужиком будь, и все на места встанет. Вот честно тебе говорю. Я раньше тоже не понимал этого, а потом… Да как же тебе объяснить-то? Ну, дорасти тут требуется, что ли…

– Да… – Отмахиваюсь я рукой. Теперь-то уже плевать на всякую поддержку, теперь-то она лишь отравляющая субстанция. Теперь сущность, засевшая в теле, требует спастись бегством, укрыться в глубокой норе… – Проехали, не говори… Да и дело не в Карине, а… Не знаю. Не разобрался. Просто хочу домой. Хочу и все. Хочу лечь спать. Ненавижу засыпать, когда кружится от спирта голова, когда еще во всю светит луна…

– Серьезно? А мне наоборот нравится, лежишь, а все вокруг тебя все вращается…