Пол и характер

Конечно, такой способ опровергать доводы (не доводами же, а объявлением противника женоненавистником) обладает многими преимуществами. Ненависть никогда не будет выше своего объекта, а потому, обвинив человека в ненависти к тому объекту, о котором он высказывает свое суждение, мы бросаем на него тень подозрения в неискренности, нечистоте и недостоверности его взглядов, ибо, преувеличивая обвинения и с пафосом защищая себя, можно прикрывать отсутствие доказательности. Ясно, что такой способ ведет всегда к желанной цели: избавить защитника от необходимости стоять на почве дебатируемого вопроса. Он наиболее удобный для тех мужчин, которые не желают получить ясного представления о сущности женщины. Ведь таких мужчин, которые много думали бы о женщинах и высоко ставили их, нет совершенно; есть или страстные женоненавистники, или такие, которые никогда не думали особенно долго и глубоко о женщине.

Надо знать, что в теоретическом споре недопустимы ссылки на психологические мотивы противника, в особенности когда такие ссылки заменяют собой доказательства. Не для поучения кого-либо я говорю, что противники в споре должны поставить над собой сверхличную идею истины и идти к конечным выводам совершенно независимо от своей личности со всеми ее конкретными чертами. Если одна из сторон строго вела цепь логических доказательств и довела ее до конца, другая же, ничего не доказывая, с яростью восставала против доводов противника, то, в некоторых случаях, одна сторона имеет право в наказание за непристойность поведения, за нежелание держаться строгого логического мышления изложить противнику все мотивы его упрямства. Если бы он сам осознал эти мотивы, то постарался бы рассмотреть их, взвешивая противоречащую им действительность. Но потому, что они не достигли его сознания, он не мог отнестись к самому себе достаточно объективно. Вот почему теперь, после длинного ряда логических и предметных рассуждений, острие анализа повернем в другую сторону и исследуем вопрос о чувствах, из которых вытекает пафос феминиста, – рассмотрим, в какой степени эти чувства благородны и насколько они представляют из себя сомнительную ценность.

Все возражения против женофобов покоятся на известных эротических чувствах мужчины к женщине. Эти чувства должны быть принципиально отделены от чисто полового отношения животных – от чисто полового отношения, которое и у людей играет большую роль. Ошибочно мнение, будто сексуальность и эротика, половое влечение и любовь – вещи, совпадающие в основе своей, что вторая является лишь оправой, утонченным, затушеванным изменением первого, хотя в этом и клянутся все врачи, хотя его разделяют такие люди, как Кант и Шопенгауэр. Но прежде чем приступить к обоснованию такого разграничения, я хотел бы сказать об этих двух гениях. Нельзя придавать в этом вопросе решающего значения мнению Канта, ибо и любовь и половое влечение ему были знакомы меньше, чем кому-либо. Он был настолько не эротичен, что даже не чувствовал потребности путешествовать. Он слишком чист и высок для того, чтобы быть в этом вопросе для нас авторитетом. Единственной возлюбленной, которой он себя вознаградил, была метафизика. Шопенгауэр же скорее понимал чувственную любовь, но не высшую эротику. Это легко заметить из следующего: лицо Шопенгауэра выражает мало доброты и много жестокости, от которой больше всего он сам страдал. Наиболее сострадательны те люди, которые больше всего осуждают себя за сострадание: Кант и Ницше. Но здесь следует заметить, что только люди, сильно расположенные к состраданию, склонны к страстной эротике; те, которых «ничто не трогает», – не могут любить. Это не сатанинские натуры – наоборот, это люди, в нравственном отношении стоящие очень высоко, но все же неспособные видеть то, что происходит в душе их ближних. Такие люди не поймут сверхполового отношения к женщине. Таким был и Шопенгауэр. Он достиг крайности в половом влечении и страшно страдал от этого, но никогда не любил. Это обстоятельство позволяет нам понять односторонность его знаменитой «Метафизики любви», где проводится взгляд, что бессознательная, конечная цель всякой любви есть «производство следующих поколений».