Пол и характер

Такой взгляд, как я надеюсь показать, неправилен. Правда, в жизни нет любви, совершенно свободной от чувственного элемента. Как бы высоко ни стоял человек, он все же является чувственным существом. Но решающим моментом, опровергающим противоположное мнение, является то обстоятельство, что любовь, откидывая все аскетические принципы, видит в половом акте что-то враждебное себе, свое отрицание. Любовь и вожделение – до того различные, исключающие друг друга и противоположные состояния, что человеку в момент искренней любви мысль о телесном единении кажется невозможной. Не существует надежды без страха, но это не меняет соотношения их как вещей диаметрально противоположных. Таково же отношение между половым влечением и любовью. Чем эротичнее человек, тем меньше он страдает от своей сексуальности, и наоборот. Если нет преклонения перед женщиной без страсти, то это еще не дает повода к отождествлению этих явлений. В крайнем случае, их можно толковать как противоположные фазы, в которые последовательно вступают одаренные натуры. Или лжет тот, кто утверждает, что еще любит женщину, желая обладать ею, или он никогда не знал любви, так различны любовь и половое влечение. Потому-то всегда веет лицемерием, когда говорят о любви в браке.

Близорукому глазу, который точно из намеренного цинизма продолжает отстаивать идентичность этих двух явлений, укажем хотя бы на то, что половое влечение растет с телесным приближением, любовь же ярче проявляется в отсутствии любимого существа; любовь для своей жизненности нуждается в разлуке. То, что не достигается никакими путешествиями в далекие страны (смерть глубокой любви, забвение, которого не дает время), все это вдруг дается благодаря случайному телесному прикосновению к любимому существу, и прикосновение это, породив страсть, убьет любовь. Для человека выдающегося, с дифференцированным отношением к женщине, девушка, к которой он питает страсть, и девушка, которую он любит, глубоко различаются и фигурой, и походкой, и чертами характера: это два совершенно различных существа.

Итак, платоническая любовь существует, существует несмотря на отрицание ее профессорами психиатрии. И скажу даже, что существует только платоническая любовь; все же остальное, что называют именем любви, есть просто свинство. Существует только одна любовь: любовь к Беатриче, поклонение Мадонне. Для полового же акта существует только вавилонская блудница.

Если бы мысль наша оказалась верна, то кантовский перечень трансцендентальных идей можно было бы дополнить трансцендентальной идеей чистой, возвышенной, бесстрастной любви, любовью Платона и Бруно, значение которой нисколько бы не затронулось тем, что в опыте она полностью никогда не осуществится.

Это проблема «Тангейзера». На одной стороне – Тангейзер, на другой – Вольфрам; здесь – Венера, там – Мария. Тот факт, что возлюбленные, воистину и навсегда нашедшие друг друга, – Тристан и Изольда – идут на смерть скорее, чем на брачное ложе, представляет собою абсолютное доказательство того, что в человеке есть что-то высшее, метафизическое, как в мученичестве Джордано Бруно.

* * *

Кто же является предметом такой любви? Неужели та самая женщина, которую мы изобразили без всяких качеств, дающих человеку ценность, без воли к собственной ценности?

Нет, такой любовью любят божественно прекрасную, ангельски чистую женщину. Весь вопрос в том, какими путями получает женщина эту красоту и девственность?

Вопрос о превосходстве женского пола в смысле красоты и самое определение его словом «прекрасный» вызывали немало споров.

Не мешает, однако, спросить, кто именно и в каком отношении находит его таковым.

Известно, что женщина наиболее красива не в наготе своей. Раздетая женщина может быть красивой только в произведениях искусства, в виде статуи или картины, но живая голая женщина уже потому не покажется никому красивой, что половое влечение устраняет возможность бесстрастного наблюдения – этого необходимого условия истинного признания красоты. Но и помимо этого, голая живая женщина производит впечатление, не вяжущееся с идеей красоты: она кажется чем-то незаконченным, она как будто стремится к чему-то вне себя. В отдельных частях своих женщина более красива, чем в целом: в последнем она неизбежно производит впечатление, как будто она чего-то ищет, и поэтому вызывает в зрителе скорее чувство неудовольствия, чем удовольствия. Эта внутренняя бесцельность, искание цели вне себя сильнее всего проступает в прямостоящей женщине; это поняли художники и, если и изображали женщину в вертикальном положении – стоящей или несущейся по воздуху, – то не иначе, как в связи с окружающей обстановкой, от которой она старается рукой прикрыть свою наготу.