Полет сквозь годы

Качинская авиационная школа была расположена в 18 километрах от Севастополя, на крутом обрывистом берегу Черного моря. Ближе к морю стояли каменные корпуса. Почти рядом с ними — аэродром с ангарами. В одном из корпусов находились апартаменты начальника школы полковника Стаматьева. В прошлом он командовал дисциплинарным батальоном и был переведен оттуда за излишнюю жестокость в обращении с подчиненными. На аэродроме действовали две учебные группы, в которых курсанты готовились к полетам на «фарманах». Командиром одной группы был капитан Перепечин, а другой — прапорщик Раевский. На южной окраине аэродрома располагалась группа инструктора Цветкова, проводившая обучение на «лебедях» и «вуазенах». Имелась еще небольшая группа инструктора Эллерта, в которой летный состав практиковался только в рулежке на «дебражасах». Это было необходимо перед отправкой в Бельбекское отделение школы, расположенное на полпути между Качей и Севастополем.

В Бельбекском отделении курсанты обучались полетам на «моранах».

По прибытии в школу нас поместили в общую казарму и на следующий же день отправили в Севастополь, в Военно-морской институт, где мы прошли тщательное медицинское обследование. Это было уже второе освидетельствование: первое мы проходили в Петербурге при поступлении в 1-ю авиационную роту. Затем нам было объявлено, что все мы, 18 человек, зачисляемся в «фарманные» группы и должны будем ехать в Симферопольское отделение школы для предварительного обучения на «Фарманах- IV» и получения там звания пилота. Только после этого нас снова должны были направить на Качу для дальнейшей тренировки уже на боевых «фарманах».

Накануне отъезда в Симферополь я, как и некоторые другие товарищи, получил первое воздушное крещение: инструктор Аркадий Арсеньевич Ионин взял меня с собой на «вуазен», который он должен был испытать после капитального ремонта.

Не буду описывать волнения, с каким я садился в самолет. Наконец все готово: мотор запущен, и мы медленно выруливаем на старт. До последней минуты мне не верилось, что мы сейчас полетим: все казалось, что этому что-нибудь обязательно помешает. Но вот дан полный газ, машина трогается с места. Она бежит все быстрее, слегка покачиваясь и содрогаясь от толчков колес о землю, и вдруг наступает полный покой. Самолет как бы застыл на месте. Только за спиной у меня ревет мотор. Смотрю на землю и вижу, что мы уже в воздухе; земля с бешеной скоростью бежит назад и отдаляется. Чем дальше, тем заметнее замедляется ее бег.

Самолет резко наклоняется влево, начинается разворот. Мы проходим над своим аэродромом и берем курс на Симферополь. Спина и вся спокойная фигура летчика действуют на меня благотворно. Едва улавливаю его почти незаметные движения ручкой и педалями самолета. Несколько раз Ионин оборачивается ко мне с ободряющей улыбкой, но я уже совсем спокоен. Мотор сбавляет обороты. Чувствую, что летим по прямой. Ионин показывает на прибор. Высота 3000 метров. Становится прохладно: ведь я вылетел в одной гимнастерке и без фуражки. Море, такое неспокойное в этот день, теперь неподвижно и в бескрайней дали сливается с небом. Горизонт, как ни странно, не остался внизу, а поднимается вместе с нами и как бы отдаляется от нас. Ионин указывает рукой вниз и что-то кричит; разбираю по губам: «Симферополь». Наклоняюсь, смотрю через борт. Под нами игрушечный городок. Мертвый — ни людей, ни движения в нем не замечаю. Наконец вижу крохотный, еле движущийся поезд. Охватившее меня чувство одиночества и полной оторванности от земли исчезает.

Самолет снова разворачивается — мы идем на Евпаторию, а оттуда к себе домой. Внезапно мотор стихает, машина клюет носом: мы планируем. Земля теперь быстро приближается и бежит на нас. Кажется, что мы сейчас врежемся в нее. В последний момент самолет выравнивается, проносится над полем и, медленно теряя высоту и скорость, плавно касается колесами земли. Полет окончен.

Поблагодарив Ионина, иду к себе, полный восторга. Теперь я спокоен за себя: не испытал никакого страха в полете.

Поздно вечером побрел к морю. Спустившись знакомой дорожкой, уселся в уютной выемке скалы. Слабый весенний ветерок с моря охлаждал разгоряченное лицо, а в всплесках прибоя чудился девичий голос.

— Марийка! Родная, любимая девочка! Почему ты не здесь сейчас? Почему не могу сказать тебе, как счастлив сейчас!

Не помню, сколько просидел у моря. Но, возвращаясь, наскочил на дежурного офицера, тут же влепившего мне за опоздание два наряда...

Аэродром Симферопольского отделения школы находился в пяти — шести километрах от городской окраины на ровном поле, слева от полотна железной дороги, ведущей из Симферополя в Севастополь. В школе было три вывозные группы и одна — для самостоятельных вылетов и последующей тренировки по программе на звание пилота.