Полёт японского журавля. Я русский

Стемнело быстро. Михаил едва не заблудился, возвращаясь с ручья. Всюду журчала вода, деревья и кусты стояли так плотно, что он с большим трудом отыскал дорогу обратно. Страха заблудиться, конечно, не было, всегда была возможность крикнуть, но ему хотелось найти дорогу самому, и было удивительно, что он её потерял. Выручили приемы, показанные дедом, когда тот заставлял останавливаться и вдыхать носом воздух. Тимофей объяснял, что для хорошего охотника слух и зрение ни что в сравнении с обонянием, что настоящий охотник обязан чуять не хуже зверя. Для этого он закрывал глаза и медленно поворачивался. При этом втягивать воздух надо было очень медленно, словно не дышать вовсе. Когда Михаил проделал это, стоя среди мрака, в какой-то момент он действительно поймал запах дыма, а потом и услышал голос старика, разговаривавшего с Белкой.

– А я думал, тебя тигр утащил, – не то в шутку, не то в серьёз сказал старик, когда Михаил появился с наполовину разлитым котелком. – Костёр-то успел погаснуть, давай его подкормим. – Он повесил котелок над огнём и засыпал в него шиповника и остатки кишмиша. – Эх, сахарку бы, – посетовал старик. – Мы, старики не обходимся без сладкого, а его в нашей жизни как раз и нет. Ну да ладно. Лишь бы тепло было. Сахар на губах это когда целуешься, а это уж в прошлом. Всё больше горечь. Не грусти казак, чего опять приуныл?

Они сидели друг против друга все время, пока закипала вода в котелке. И когда пили чай, удивительный по вкусу, и немного сладковатый от спелого кишмиша, тоже молчали, поглядывая друг на друга.

– Как не любить лес? – словно спрашивал старик, продолжая оставленный разговор. – Лес душу имеет, в нём тайна. Все мы когда-то вышли из него. Но жить безвылазно в нём не стал бы. Меня все отшельником видят, а это не так. Человеку среди людей быть надо, а лес… Он всё чистит, от всего плохого избавляет. Лес – он щедрый, что попросишь, то и даст, и ничего взамен не потребует. Надо только просить по своим силам. Что сможешь унести, то бери. А коли замахнёшься на то, что тебе не одолеть, тогда жди подвоха. Вот ты сегодня оленя увидал, по-нашему изюбрь будет. Могли бы мы его, конечно, уложить. Может, не с первого выстрела, но вполне. Собака не отпустила бы. Сейчас бы в мясе были по самые уши. Ты, наверное, расстроился, что стрелять не дал?

Михаил отвлечённо махнул рукой.

– Знаю, знаю, по первой на охоте всегда хочется стрельнуть в зверя, и всегда новичкам в этом деле фартит. Это ж надо, в первый день, только на место встали, а он тут как тут. Но посуди сам, от дома мы отмахали, почитай, вёрст пятнадцать, а дорога не прямая, сопки да распадки. И чего бы мы с ним делали? Кое-что, конечно, взяли, а большую часть кому? Грызунам? Воронам? Такого быка воронам? Нет, не дело это. Зимой, тогда самое оно. Развесил мясо на сучьях, ветками закрыл, от ворон, и носи, сколько хочешь. Не пропадёт до весны. И всё равно нет такой нужды, красавца такого убивать. Теперь понял, почему я не дал тебе стрелять?

Михаил удовлетворённо кивнул, испытывая приятное расслабление от осознания дедовой науки.

– Охота не добыча, это поиск добычи. Когда убьёшь зверя, особливо крупного, такое, бывает, равнодушие овладевает, что самому себе стыдно становится. А этот пусть бегает, осенью гон будет, кому маток крыть, как не такому. Не наша это добыча была. А на еду мы ещё настреляем, за это не волнуйся. Погоди, такой азарт захлестнёт, что про всё забудешь.

– Дядя Тимофей, для чего ты позвал меня в тайгу? Не для охоты же. Ведь самому столько ходить по тайге трудно, – долго не решаясь, всё же спросил Михаил.

– Позвал? – Молчание старика было предсказуемым. Он всегда делал паузу перед тем, как ответить, и всякий раз Михаил замечал в глазах не отсутствие ответа, а колебание, делиться или не делиться им. – Зачем, говоришь. Охота не главное, верно. Ждал я тебя, Миша. Все эти годы ждал. И когда ты появился в темноте, я не удивился. Конечно, это было неожиданно, но это другое. Ты не думай, что это от одиночества. Мне уже люди в тягость, хотя, одному тоже не мёд на белом свете. Люди ведь, они как дети, их либо к сердцу подпустить к самому, либо на расстоянии выстрела держать. Ты, гляжу человек особый, в душу не лезешь, и вроде как, тепло в тебе есть, и не скупой ты на это тепло. Недаром тебя Ядвига приметила. Она людей понимала. Горя пережила много, оттого и понимала. Вот и тебя приметила среди заключённых, а такой случай особый. Но не о ней говорю, хотя тебе эта тема дорога. Ждал я тебя с вопросом, но пока задать его не могу, не время. А в тайгу потянул тебя, в том, может быть, мой шкурный интерес, хотя мне уже ничего не надо. В этой жизни у меня было всё. Ты же помнишь, какую микстуру тебе давала Ядвига, когда тебя бревном стукнуло. Одной ногой тогда ты в могиле был, а может и двумя. Я за тем лекарством двое суток шёл. Шибко боялся, что не отыщу. Но нашёл всё же.

– Мы туда идём?