Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории

Что вынесет посетитель из такого игрового формата? Скорее всего, что-то сродни следующему отзыву: «И квест, и музей — отличные темы для выходных, чтобы испытать немного стресса в хорошей компании. Рекомендую». Этим мнением поделился в своем блоге участник проходившего в Томске квеста «Следственная тюрьма НКВД»⁶⁵⁷, созданного по мотивам одноименного музея, о котором уже шла речь в этой статье. В отзыве представлен скриншот рекламы квеста, написанной в стиле проекта «Последний герой»: «Вы — не просто пленники, вы — враги народа. И как вы только умудрились вляпаться в такую историю? А следственная тюрьма НКВД — место не для слабонервных, и лучше даже не вспоминать о том, какие зверства здесь творились. Ваша цель — совершить побег из стен самой беспощадной структуры советского времени, иначе вашей участи не позавидуешь. У вас есть час, обратный отсчет пошел». Автор отзыва с восторгом подытоживает, что квест — это «отличная тема для развития внутреннего туризма в Сибири и прекрасный пример использования уникального городского ресурса!»⁶⁵⁸

.

Большинство таких платформ универсальны, и их разработчики наполняют существующий шаблон любым контентом, как правило, увлекаясь исключительно техническими возможностями проекта. Такой контакт посетителя с ГУЛАГом обращает коммуникацию, которая играет ключевую роль в памяти о ГУЛАГе, в игру, безобидную память, разрушая связь с реальным событием.

Виртуальные возможности служат успешным дополнением в проектах, связанных с травматическим опытом: например, представленные онлайн интервью переживших принудительный труд⁶⁵⁹

или интервью с выжившими в Холокосте, собранные американским Shoah Foun­da­tion Institute, не только являются виртуальным продолжением музеев, но и часто используются в музейных экспозициях, выступая их важной эмоциональной составляющей. Интервью с жертвами или свидетелями эпохи — самый распространенный виртуальный атрибут музеев ГУЛАГа. В качестве примера можно назвать существующий с 2011 года виртуальный проект «Европейская память о ГУЛАГе» с его звуковыми архивами — интервью с депортированными с аннексированных Советским Союзом территорий⁶⁶⁰. Подобный проект разрабатывается и в Музее истории ГУЛАГа, а также составляет часть контента «Виртуального музея ГУЛАГа», где, правда, пока в сеть выложено только пять видеоинтервью⁶⁶¹

. Все это самые обычные люди, рассказывающие о пережитых ими ужасах как о повседневном событии. Такие интервью, как и истории обыденных вещей, расширяют коммуникативные возможности экспозиции, не разрушая ощущения аутентичности.

По такому же принципу построены и приложения-путеводители для смартфонов, где исторические места памяти — например, о принудительном труде в Германии — накладываются на современную карту местности и демонстрируют, что в годы Второй мировой войны принудительный труд был везде⁶⁶². Интерактивная карта ГУЛАГа в Пермском крае также показывает, как много лагерей и колоний было в этом регионе. На их месте теперь в основном растут леса, и необходимо быть опытным исследователем, чтобы обнаружить там следы ГУЛАГа. Зато щелкнув мышью по определенному месту онлайн-карты, пользователь может получить базовую информацию о лагере и содержавшихся в нем заключенных⁶⁶³

. Такой тип визуализации близок к идее памятных табличек, только с учетом труднодоступности этих мест для простого человека эти таблички представлены на виртуальной карте региона. В городах же возможны таблички материальные — как, например, в проекте «Последний адрес» московского Мемориала и инициативной группы граждан. Результатом проекта «должна стать установка многих тысяч персональных мемориальных знаков единого образца на фасадах домов, адреса которых стали последними прижизненными адресами жертв этих репрессий»⁶⁶⁴. В данном случае работает обратная перспектива — не от реального места к его виртуальной реконструкции, а от виртуальной базы данных Мемориала, где каждый желающий может отыскать себе того человека, память которого он желал бы увековечить в табличке, к реальному месту. Результатом визуализации этой базы данных станет сеть материальных табличек в городском пространстве. Родственным «Последнему адресу» является и проект московского Мемориала «Топография террора»: по словам куратора проекта Александры Поливановой, «„Последний адрес“ рассказывает, где жил человек до того, как его арестовали, мы рассказываем, что происходит с человеком после этого»⁶⁶⁵.