Ты о чем печалишься, красавица?
Именно о том, что красавица!
Полно-полно, боги к тебе благосклонны.
Я их не упрекаю.
Радуйся тому, что ты в мои руки попала; здесь тебе понравится!
Уж поверь мне, жизнь твоя будет полна удовольствий!
Нет.
А я говорю — да! Ты отведаешь мужчин всех сортов. Жизнь твоя будет пестрая, веселая. Ну, что же ты затыкаешь уши?
Женщина ли ты?
Я-то? А чем бы ты хотела меня видеть, коли не женщиной?
Честной женщиной или никакой.
Ах, оттаскать бы тебя, дурочка! Видно, мне с тобой сразу не сладить. Полно-полно, образумься! Деревце ты молодое, глупое — как я тебя согну, так и будешь расти.
Да будут боги ко мне милостивы!
Если боги пожелают быть к тебе милостивыми через посредство мужчин, мужчины будут тебя утешать, угощать, распалять. Так-то! — А вот и Засов вернулся.
Ну, как там? Объявил о ней всем на рынке?
Уж я ее так разрисовал — ни одного волоска не забыл. И орал-то что было мочи.
Ну и что же? Какое это произвело впечатление, особенно на тех, кто помоложе?
Слушали, нечего сказать, слушали внимательно, будто я объявлял им отцовское завещание. У одного испанца просто слюни потекли! Он от одного описания ее прелестей уже улегся в постель.
Ну, этот завтра же здесь будет в своем лучшем наряде!
Чего там — завтра! Сегодня же вечером, сегодня же! А помнишь ли ты, хозяйка, того француза, у которого коленки тряслись?
Это господина Вероля[120]
?Да-да! Знаешь, хозяйка, он как услышал, что́ я объявлял, хотел подпрыгнуть от удовольствия, да ничего не получилось. Взвыл от боли, но поклялся, что хоть посмотреть на нее завтра же придет.
Ну, этот нам как раз и занес свою болячку: здесь он ее только подновляет. Он-то придет и порастрясет червонцы.
Эх, право, кабы здесь были приезжие из самых разных стран, мы бы нынче всех заманили к себе.
Эй, ты, подойди-ка поближе и послушай, что я скажу. Тебя ожидает богатство. Только запомни: ты должна притворяться, будто боишься делать то, что делаешь с охотой, а главное — прикидывайся бескорыстной, когда загребаешь деньги. Плакать можешь сколько хочешь и сокрушаться, что сюда попала. Это только вызовет жалость в твоих любовниках, а жалость — дело такое, что обязательно порождает расположение к тому, кого жалеют; а уж это верная прибыль.
Я не понимаю, зачем ты это говоришь.
Поучить ее нужно, хозяйка, поучить нужно. Не мешало бы и эту ее стыдливость поубавить.
Что правда, то правда — не мешало бы. Да ведь и новобрачная вначале стыдится того, на что имеет законное право!
Ну, иная стыдится, а иная и нет. Но вопрос-то вот какой, хозяйка: ведь мясцо-то выторговал я...
Что ж, и тебе позволят отрезать кусочек...
Вот-вот, об этом я и речь веду.
Да кто же тебе в этом откажет? — А знаешь, милая, мне твое платье очень понравилось.
Эй, послушайся моего совета, хозяйка: пусть она пока остается в этом платье.
Ладно. А ты походи еще по городу и раззвони, что у нас новая красавица завелась: это будет тебе же на пользу. Верно, сама природа сотворила эту девушку для того, чтобы ты нажился. Расскажи всем, какое это чудо, и пожнешь плоды своих трудов.
Ей-богу, хозяйка, если правду говорят, что гром будит спящих угрей, так я, как тот гром, своими восхвалениями в честь ее красоты растормошу всех, кто хоть немного склонен к распутству. Нынче ж вечером несколько человек приведу.
Что нам за дело до Дианы? Иди-ка за мной, слышишь?
Сцена 3