Въ чемъ же заключалась особенность Россіи, сравнительно съ другими народами міра Православнаго, и гд таилась для нея опасность? — И не развилась ли эта особенность въ нкоторое излишество, могущее уклонить ея умственное направленіе отъ прямаго пути къ назначенной ему цли?
Здсь, конечно, могутъ быть только гадательныя предположенія. Что касается до моего личнаго мннія, то я думаю, что особенность Россіи заключалась въ самой полнот и чистот того выраженія, которое Христіанское ученіе получило въ ней, — во всемъ объем ея общественнаго и частнаго быта. Въ этомъ состояла главная сила ея образованности; но въ этомъ же таилась и главная опасность для ея развитія. Чистота выраженія такъ сливалась съ выражаемымъ духомъ, что человку легко было смшать ихъ значительность, и наружную форму уважать наравн съ ея внутреннимъ смысломъ. Отъ этого смшенія, конечно, ограждалъ его самый характеръ Православнаго ученія, преимущественно заботящагося о цльности духа. Однако же разумъ ученія, принимаемаго человкомъ, не совершенно уничтожаетъ въ немъ обще-человческую слабость. Въ человк и въ народ, нравственная свобода воли не уничтожается никакимъ воспитаніемъ и никакими постановленіями. Въ XVI вк, дйствительно, видимъ мы, что уваженіе къ форм уже во многомъ преобладаетъ надъ уваженіемъ духа. Можетъ быть, начало этого неравновсія должно искать еще и прежде; но въ XVI вк оно уже становится видимымъ. Нкоторыя поврежденія, вкравшіяся въ богослужебныя книги, и нкоторыя особенности въ наружныхъ обрядахъ Церкви упорно удерживались въ народ, не смотря на то, что безпрестанныя сношенія съ Востокомъ должны бы были вразумить его о несходствахъ съ другими Церквами. Въ то же время видимъ мы, что частныя юридическія постановленія Византіи не только изучались, но и уважались наравн почти съ постановленіями обще-Церковными, и уже выражается требованіе: примнять ихъ къ Россіи, какъ бы они имли всеобщую обязательность. Въ то же время въ монастыряхъ, сохранявшихъ свое наружное благолпіе, замчался нкоторый упадокъ въ строгости жизни. Въ то же время, правильное въ начал, образованіе взаимныхъ отношеній бояръ и помщиковъ начинаетъ принимать характеръ уродливой формальности запутаннаго мстничества. Въ то же время близость Уніи, страхомъ чуждыхъ нововведеній, еще боле усиливаетъ общее стремленіе къ боязливому сохраненію всей, даже наружной и буквальной цлости въ коренной Русской Православной образованности.
Такимъ образомъ уваженіе къ преданію, которымъ стояла Россія, нечувствительно для нея самой, перешло въ уваженіе боле наружныхъ формъ его, чмъ его оживляющаго духа. Оттуда произошла та односторонность въ Русской образованности, которой рзкимъ послдствіемъ былъ Іоаннъ Грозный, и которая, черезъ вкъ посл, была причиною расколовъ и, потомъ, своею ограниченностью должна была въ нкоторой части мыслящихъ людей произвести противоположную себ, другую односторонность: стремленіе къ формамъ чужимъ и къ чужому духу.
Но корень образованности Россіи живетъ еще въ ея народ и, что всего важне, онъ живетъ въ его Святой, Православной Церкви. Потому на этомъ только основаніи, и ни на какомъ другомъ, должно быть воздвигнуто прочное зданіе просвщенія Россіи, созидаемое донын изъ смшанныхъ и большею частію чуждыхъ матеріаловъ, и потому имющее нужду быть перестроеннымъ изъ чистыхъ собственныхъ матеріаловъ. Построеніе же этого зданія можетъ совершиться тогда, когда тотъ классъ народа нашего, который не исключительно занятъ добываніемъ матеріальныхъ средствъ жизни, и которому, слдовательно, въ общественномъ состав преимущественно предоставлено значеніе: выработывать мысленно общественное самосознаніе, — когда этотъ классъ, говорю я, до сихъ поръ проникнутый Западными понятіями, наконецъ полне убдится въ односторонности Европейскаго просвщенія; когда онъ живе почувствуетъ потребность новыхъ умственныхъ началъ; когда, съ разумною жаждою полной правды, онъ обратится къ чистымъ источникамъ древней Православной вры своего народа, и чуткимъ сердцемъ будетъ прислушиваться къ яснымъ еще отголоскамъ этой Святой вры отечества въ прежней, родимой жизни Россіи. Тогда, вырвавшись изъ подъ гнета разсудочныхъ системъ Европейскаго любомудрія, Русскій образованный человкъ, въ глубин особеннаго, недоступнаго для Западныхъ понятій, живаго, цльнаго умозрнія Святыхъ Отцевъ Церкви, найдетъ самые полные отвты именно на т вопросы ума и сердца, которые всего боле тревожатъ душу, обманутую послдними результатами Западнаго самосознанія. А въ прежней жизни отечества своего онъ найдетъ возможность понять развитіе другой образованности.
Тогда возможна будетъ въ Россіи наука, основанная на самобытныхъ началахъ, отличныхъ отъ тхъ, какія намъ предлагаетъ просвщеніе Европейское. Тогда возможно будетъ въ Россіи искусство, на самородномъ корн расцвтающее[37]
. Тогда жизнь общественная въ Россіи утвердится въ направленіи, отличномъ отъ того, какое можетъ ей сообщить образованность Западная.