Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Но, происходя изъ совокупности Западно-Европейской образованности и вмщая въ себ общій результатъ ея умственной жизни, новйшая философія, какъ и вся новйшая образованность Европы, въ послднемъ процвтаніи своемъ совершенно отдлилась отъ своего корня. Ея выводы не имютъ ничего общаго съ ея прошедшимъ. Она относится къ нему, не какъ довершающая, но какъ разрушающая сила. Совершенно независимо отъ своего прошедшаго, она является теперь, какъ самобытно новое начало, рождаетъ новую эпоху для умственной и общественной жизни Запада. Опредлить настоящій характеръ ея вліянія на Европейскую образованность еще весьма трудно, ибо ея особенное вліяніе только начинаетъ обозначаться; конечные плоды его еще таятся въ будущемъ.

Однакоже, недавность господства этой новой системы надъ прежними философскими убжденіями Европы не даетъ намъ права думать, чтобы основныя положенія этой послдней системы и ея діалектическій процессъ мышленія были исключительною принадлежностію нашего времени. Въ общей жизни человчества новйшая философія не такъ нова, какъ полагаютъ обыкновенно. Она новость для новой исторіи, но для человческаго разума вообще она вещь бывалая, и потому будущія послдствія ея господства надъ умами боле или мене уже обозначились въ прошедшемъ. Ибо тотъ же духъ мышленія господствовалъ въ образованномъ мір за нсколько сотъ лтъ до Рождества Христова. Основныя убжденія Аристотеля, — не т, которыя ему приписывали его средневковые толкователи, но т, которыя выходятъ изъ его сочиненій, — совершенно тождественны съ убжденіями Гегеля. А тотъ способъ діалектическаго мышленія, который обыкновенно почитаютъ за исключительную особенность и за своеобразное открытіе Гегеля, составлялъ, еще прежде Аристотеля, явную принадлежность Элеатовъ, такъ что, читая Платонова Парменида, кажется, будто въ словахъ ученика Гераклитова мы слышимъ самого Берлинскаго профессора, разсуждающаго о діалектик, какъ о главномъ назначеніи философіи и ея настоящей задач, видящаго въ ней чудотворную силу, которая превращаетъ каждую опредленную мысль въ противоположную и изъ нея рождаетъ опять новое опредленіе, и полагающая отвлеченныя понятія о бытіи, небытіи и возникновеніи въ начало мыслительнаго процесса, обнимающаго все бытіе и знаніе. Потому, разница новаго философа отъ древнихъ заключается не въ основной точк зрнія, до которой возвысился разумъ, не въ особенномъ способ мышленія, имъ изобртенномъ, но единственно въ доконченной полнот систематическаго развитія и въ этомъ богатств умственныхъ пріобртеній, которое любознательность человка могла собрать ему въ теченіе своихъ двухъ тысячелтнихъ исканій. Разумъ стоитъ на той же ступени, — не выше, и видитъ ту же послднюю истину, — не дале; только горизонтъ вокругъ ясне обозначился.

Кажется, умъ Западнаго человка иметъ особое сродство съ Аристотелемъ. Въ самое начало Западно-Европейской образованности заложено было сочувствіе къ его мышленію. Но схоластики пользовались его системою только для того, чтобы утверждать на ней другую истину, не изъ нея непосредственно выведенную, но принятую ими изъ преданія. Когда же, съ возрожденіемъ наукъ, упалъ безграничный авторитетъ Аристотеля, то, казалось, сочувствіе съ нимъ утратилось навсегда. Освобожденіе отъ него праздновалось по Европ съ какимъ-то восторгомъ, какъ великое и спасительное событіе для ума человческаго. Гегель шелъ по другой дорог, и вн системы Аристотеля; но однакоже сошелся съ нимъ и въ послднемъ вывод, и въ основномъ отношеніи ума къ истин. Онъ построилъ другую систему, но такъ, какъ бы ее построилъ самъ Аристотель, если бы воскресъ въ наше время, и если бы, не перемняя уровня, на которомъ стоялъ разумъ человческій въ его время, онъ только подвелъ къ своей точк зрнія вопросы современной образованности. Ученики Гегеля, подставляя свою терминологію вмсто Аристотелевской, узнаютъ въ его систем хотя не полное, но врное отраженіе системы ихъ учителя. Голосъ новаго міра отозвался прежнимъ отголоскомъ міра прошедшаго.