Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Очевидно, что такой образъ мыслей могъ произвести очень умныхъ зрителей среди разнообразныхъ явленій человчества, но совершенно ничтожныхъ дятелей. И дйствительно, философія Аристотеля дйствовала разрушительно на нравственное достоинство человка. Подкопавъ вс убжденія, лежащія выше разсудочной логики, она уничтожила и вс побужденія, могущія поднять человка выше его личныхъ интересовъ. Нравственный духъ упалъ; вс пружины внутренней самобытности ослабли; человкъ сдлался послушнымъ орудіемъ окружающихъ обстоятельствъ, разсуждающимъ, но невольнымъ выводомъ вншнихъ силъ, — умною матеріей, повинующеюся сил земныхъ двигателей, выгоды и страха. Немногіе примры стоической добродтели составляютъ только рдкія исключенія, яркія противоположности общему настроенію, и больше подтверждаютъ, чмъ ослабляютъ понятіе о всеобщемъ отсутствіи внутренней самобытности. Ибо стоицизмъ могъ возникнуть только, какъ напряженное противорчіе, какъ грустный протестъ, какъ отчаянное утшеніе немногихъ противъ подлости всхъ. Между тмъ даже т мыслители, которые не исключительно слдовали Аристотелю, но только изучали его систему, безсознательно вносили результаты его ученія даже въ свое пониманіе другихъ философовъ. Такъ Цицеронъ, въ борьб между гибелью отечества и личною безопасностію, ищетъ оправданія своему малодушію въ Платон; но Платонъ для него иметъ только тотъ смыслъ, который согласенъ съ Аристотелемъ. Потому, онъ утшается мыслію, что Платонъ не совтуетъ безполезно сопротивляться сил и вмшиваться въ дла народа, который выжилъ изъ ума. Нравственное ничтожество было общимъ клеймомъ всхъ и каждаго; — а еслибы во времена кесарей, при совершенномъ упадк внутренняго достоинства человка, была вншняя образованность еще боле развита; если бы извстны были желзныя дороги и электрическіе телеграфы и пексаны и вс открытія, которыя подчиняютъ міръ власти бездушнаго разсчета, тогда, — мудрено бы было сказать, чт`o тогда вышло бы изъ бднаго человчества.

Таково было вліяніе философіи древней, и преимущественно Аристотелевской, на просвщеніе человчества. На земл человку уже не оставалось спасенія. Только Самъ Богъ могъ спасти его.

Однакоже Христіанство, измнивъ духъ древняго міра и воскресивъ въ человк погибшее достоинство его природы, не безусловно отвергло древнюю философію. Ибо вредъ и ложь философіи заключались не въ развитіи ума, ею сообщаемомъ, но въ ея послднихъ выводахъ, которые зависли отъ того, что она почитала себя высшею и единственною истиной, и уничтожались сами собою, какъ скоро умъ признавалъ другую истину выше ея. Тогда философія становилась на подчиненную степень, являлась истиною относительной и служила средствомъ къ утвержденію высшаго начала въ сфер другой образованности.