Полное собрание творений. Том I. Трактаты и гимны

Теперь он не может отрицать, что спартанцы освободили афинян от их тиранов, однако он затушёвывает и безчестит это прекрасное дело, приписывая спартанцам наипостыднейшую страсть. Ибо он говорит, что они быстро раскаялись, решив, что совершили ошибку, будучи увлечены двусмысленным предсказанием, и сочли, что изгнав тиранов, они изгнали собственных друзей, обещавших подчинить им страну; изгнав их, они отдали город во власть неблагодарного народа. Вслед за тем он изображает их призывающими Гиппия из Сигея с тем, чтобы восстановить тираническую власть, и только коринфяне противодействуют и отвращают их от этого; он делает Сокла описывающим все то зло, которое Кипсел и Периандр причинили коринфянам, когда были там тиранами[1005]. Однако ничего более ужасающего и дикого, нежели доставка этих трехсот мальчиков история за Периандром не числит; при этом когда самосцы захватили [их] и воспрепятствовали [осуществлению преступного замысла], он говорит, что коринфяне были разгневаны и желали отмщения как потерпевшие оскорбление. Таким образом, мы видим, как его злонравие, проникающее в повествование при всяком случае, делает его изложение мутным и противоречивым.

24. Затем, описывая поход на Сарды, он делает все, что может чтобы исказить и втоптать в грязь это деяние. Он имеет наглость говорить, что корабли, которые афиняне послали в поддержку ионийцам в момент их восстания против царя [персов], были «началом всех бед»[1006]

, ибо доставили свободу от варваров столь многим эллинским городам; затем он упоминает эритрийцев – упоминает где-то на отдаленной периферии своего повествования[1007], обходя молчанием их великие подвиги, о которых [поныне] слагают песни. Ибо когда ионийцы уже смешались[1008], и уже подходил царский флот, они вышли навстречу ему и разбили в морском сражении киприотов в Памфилийском море; тогда они повернули назад и, оставив свои корабли в Эфесе, ударили на Сарды, осадив в цитадели бежавшего в нее Артафрена. Предприняли они это, стремясь снять осаду с Милета; и они сделали это: войска персов, будучи охвачены чудовищным ужасом, под Мелетом не удержались, и лишь когда [под Сарды] стеклось множество персов, эретрийцы отступили. Об этих событиях повествовали разные авторы, в их числе и Лисаний Малиец в своей Истории Эритрии[1009]

. Даже если бы не было ничего другого, то описание одного этого доблестного и храброго дела могло бы быть прекрасной эпитафией Милету после его взятия и разрушения. Геродот же говорит, что эретрийцы были побеждены варварами и загнаны ими на свои корабли[1010]. Но ничего подобного мы не находим у Харона Ламсакского, вот его слова: «Афиняне на двенадцати триерах отплыли на помощь ионянам, подошли к Сардам и заняли всю местность кроме царской крепости; предприняв это, они возвратились в Милет»[1011].

25

. В шестой книге он описывает, как платейцы отдали себя под защиту спартанцам, последние же посоветовали им стать под защиту афинян как «ближайших соседей, которые смогут оказать им помощь»; и он добавляет, причем не как предположение или мнение, но как что-то достоверно известное: «Этот совет лакедемоняне дали не столько из расположения к платейцам, сколько желая вовлечь афинян в тягостные распри с беотийцами»[1012]. Что получается: он обвиняет в злонравии лакедемонян, считает афинян обманутыми дураками, а платейцев – людьми, неспособными вызвать расположение и уважение к себе, брошенными [подобно камню] между двумя сторонами как возможный повод для войны. Но [может быть, дело обстояло по-другому,] и злонравен сам Геродот?

26. И уж совершенно очевидно, что он клевещет на лакедемонян, когда говорит, что те дожидались полной луны и что именно поэтому не пришли на помощь афинянам при Марафоне[1013]

. Ибо спартанцы не только выступали в походы и в сражения, но и совершали мириад иных дел при месяце, не дожидаясь полнолуния, и здесь они едва не поспели к этой битве, которая случилась 6-го числа месяца боэдромиона[1014] – так, что достигнув поля боя, еще застали непогребенными павших. И, несмотря на это, вот что он пишет о полнолунии: «Тотчас же они, однако, не могли этого сделать, не желая нарушить закон. Это ведь был как раз девятый день первой половины месяца, а в девятый день, говорили они, нельзя выступать в поход, если луна будет неполной»[1015].

Что же ты делаешь? Ты переносишь полнолуние из середины месяца в начало и тем самым приводишь в безпорядок небо, времена и все вещи[1016]; и это при том, что ты провозглашаешь себя певцом Эллады и купаешься в славе! И несмотря на всю свою приверженность к Афинам, ты даже не упоминаешь о процессии в Агру, которую они устраивают еще и по сегодня на шестой день[1017], как праздник благодарения за их победу.