Польские трупы

Однако по выражению лица нашего героя было заметно: что-то нарушает идиллию. Может, дурной сон, может, смутное уже воспоминание о неприятной минуте. Тем не менее было понятно: все плохое — позади. Вид этого человека мог бы доставить прохожим удовольствие и даже вызвать зависть (ведь все мы куда-то спешим, что-то вечно нас подгоняет), если б не одна мелочь: на левом виске Чеслава Новака засохла тонкая струйка крови. И эта кровь, на первый взгляд исключительно она, свидетельствовала о том, что случилось нечто нехорошее. Что человек, с виду довольный жизнью, в сущности жизни лишился. Что он мертв. И что это — остывающий труп человека, жизненный путь которого, по крайней мере на последнем этапе, отнюдь не был усыпан розами.

Да, Чеслав уже два часа, как умер, и врач, прибывший на место, в этом не сомневался. Новак был мертв, и непохоже, чтобы он обладал сверхчеловеческой способностью воскресать без помощи Того, кто знал толк в этих делах. И все-таки именно самому Чеславу Новаку, пребывающему в состоянии вечного покоя, предстояло разрешить загадку собственной смерти и навести полицию на след убийцы.

Ведь (это обстоятельство мы можем открыть читателю) несчастный покинул сей мир не по своей воле, а по желанию убийцы, который два часа назад подошел к нему, приставил дуло к виску и выстрелил из «вальтера» модели 1933 года. Однако то, что Чеслав был убит из почти антикварного оружия, такого же раритета, как довоенные плакированные столовые приборы или картины французских экспрессионистов, не доставило Новаку никакого, ну ни малейшего, удовлетворения. Честно говоря, он этого даже не заметил и, вероятно, до последнего вздоха был уверен, что его продырявила пуля, вылетевшая из стандартного ствола, произведенного совсем недавно. А впрочем, разве это важно? Гораздо важнее мотивы убийства.

Откуда взялась мысль, что бездыханный Чеслав должен сам распутать тайну собственной смерти? Да оттуда, что, когда на место убийства приехала полиция, старший по званию, комиссар, взглянув на покойника, твердо сказал:

— Будем закрывать дело.

— Это почему же? — спросил младший полицейский, относящийся к своим обязанностям чересчур идеалистически. Он еще считал, что, раз произошло преступление, должно быть и наказание. Если есть труп, необходимо как можно скорее найти убийцу. Старший же, опытный и давно не питающий иллюзий комиссар (когда причина преступления неизвестна, считай, она связана с деньгами и низким общественным статусом преступника), знал одно: если дело будет закрыто, то и хлопот не будет. И с некоторых пор последовательно этого правила придерживался.

— Потому что нет ни следов, ни улик, ничего не известно о мотивах убийства и о прошлом покойного, — объяснил он.

Младший коллега удивленно посмотрел на него.

— Не прошло и минуты, а вы уже знаете, что нет никаких следов? И даже не пытаетесь разобраться в прошлом покойника?

— Какой смысл ходить вокруг да около, гадать… Труп уже ничего не скажет, и даже если бы он мог говорить, то наверняка ничего не видел и не слышал. Кроме выстрела, разумеется.

— Без причины не убивают…

Комиссар саркастически улыбнулся и процедил:

— Как ты догадался, Шерлок? Невероятно. А я-то считал, что убийство невинных людей вполне обычная вещь.

— Вы ошибались, — ответил младший с невинной улыбкой и наклонился над Чеславом. — Крупный калибр, наверное, с близкого расстояния.

— Этому вас учат в ваших полицейских академиях? — спросил старший, однако в его голосе цинизма поубавилось. Он присмотрелся к Чеславу, протяжно свистнул и с удивлением подтвердил: — Действительно, убийца мог даже приставить дуло к виску. — Затем, повернувшись к коллеге, сказал серьезно: — Конечно, мы проверим всех, кто что-нибудь видел или слышал. И даже тех, кому почему-то кажется, что они имели к этому делу какое-то отношение. Пошарим в архивах, проанализируем наши черные списки…

— А у нас есть черные списки?

— У всех есть, в полиции тоже. И даже больше, чем где бы то ни было еще. Тебе бы следовало это знать.

— Вы о картотеке?

— Обо всем: о картотеке и не о картотеке. О зафиксированных и незафиксированных действиях и разговорах. На их основании складывается мозаика улик и доказательств.

— Если у нас так много всего, то почему надо закрывать дело?