Полынья

Егор с жадностью читал интервью с доверчивыми толкачами, которые, очевидно, надеялись на помощь прессы, а их вон как обхамили. Крепеж, прокат, трубы, запасные части к тракторам, фильтры, насосы, ферросплавы, — почти все, что производил этот уральский город, откуда писал корреспондент, значилось в этом своеобразном обвинительном интервью. Но только кого оно обвиняло?

«В Сибири людей донимает гнус, — заканчивалась корреспонденция, — это действительно гнусная штука. Люди придумали защиту от него — накомарники. А объедалы, осаждающие гостиницы и не дающие возможности работать заводским руководителям, совнархозам и центральным органам народного хозяйства, куда хуже. От них не спасает никакой накомарник.

Пора запретить проживание в гостиницах объедалам. Пора закрыть перед ними шлагбаумы заводоуправлений и хозяйственных организаций».

«Объедалы»… «Гнус»… «Накомарники»…

Сразу не доходило до сознания все то, что обозначали эти слова. Да и невозможно было поверить. И Егор в самом деле не поверил, повертел газету в руках, отыскивая название и дату выхода: «Новости», 12 августа 1963 года». Все было правдой: и название газеты, все больше входящей в моду, и дата, и все-таки он не поверил в то, что было напечатано.

— Товарищ Канунников, вас ждет главный инженер, — услышал он голос секретаря, все той же молчаливой женщины, что была и раньше, но лишь постаревшей на один год.

А он стоял с газетой в руке, забыв о предстоящем разговоре и о том, зачем он сюда приехал. И только тогда, когда он вошел в знакомый кабинет, ничуть не изменившийся, и увидел главного инженера Рубанова, постаревшего, кажется, даже чуть-чуть больше, чем на год Егор вдруг понял, что все те слова, начиная с заголовка «Объедалы» приписаны и ему, Канунникову, который выступает сейчас ни в какой другой роли, а именно в роли толкача, правда, прикрытого авторитетом совнархоза, стушевался, хотел сделать еще один шаг навстречу хозяину, но главный инженер опередил, подал руку, и его выпуклые глаза на крупном лице не выразили ничего, кроме усталости.

— Ну-с, — сказал он старомодно, — всегда рад своим старым друзьям. Как мы в тот раз любопытно поспорили. Помню, что поспорили, а о чем, убейте — не вспомню.

«Не читал, — подумал Егор и сказал:

— Убивать вас? — Он все еще чувствовал себя до крайности неловко и выгадывал время, чтобы успокоиться. — Вы еще потребуетесь живой, — так что…

— Люблю откровенность! — засмеялся главный инженер.

— Что поделать? Все мы в чем-то эгоисты. А уж чтобы вас не убивать, я напомню, о чем мы спорили.

— Да.

— Действительно ли одаренной скрипачкой была бельгийская королева Елизавета или это блажь.

Рубанов глухо засмеялся:

— И у нас на это было время?

— Кажется, не было.

— Всегда так… Вспоминаешь минувшее и думаешь, что оно было разумнее. Егор Иванович?..

— Спасибо, помните…

— Как же, как же. У вас такое все складное: Егор, да еще Иванович, да еще Канунников. Мне нравится, неплохо придумали ваши родители.

Они прошли к столу. Рубанов, не садясь, продолжал:

— Ну-с, мне полномочия ваши известны, с письмом совнархоза я ознакомился. Только не пойму: они же знают, что ничего, что они просят, у нас нет и не будет в ближайшее время: ни марки «ХГ», мы ее не освоили, ни «У12А». Мы всю ее отправили Новоградскому машиностроительному.

— Зачем она им? — удивился Егор, зная, что машстроевцам не нужны инструментальные стали.

— Как зачем? Мы же им поставляем. Другие марки, правда. Но их не было, пришлось отдать вашу. Помните решение совнархоза об их почине? Они же обещали к Октябрьской годовщине доконать годовой план.

Егор читал это решение, знал о почине, но ему и в голову не могло прийти, что это ударит по их заводу, по нему самому. Обсуждали на партсобрании, добрые слова говорили, даже стыдно было, почему сами до этого не додумались, немножко славы никому еще не мешало.

«Слава, слава… Но зачем они гонят свои железнодорожные краны, у которых умения-то всего уголь грузить. А кому теперь это нужно, если паровозы сняты с вооружения?» И он сказал об этом Рубанову. В ответ услышал глухой смешок и что-то вроде анекдота о том, что где-то на Украине обнаружили завод, делающий краники для паровозов. Делает и знать не знает, что паровозы-то уже не выпускаются. И ведь исчезали куда-то краники бесследно.

— Курьез, — сказал Егор.

— Курьез — да, — подтвердил Рубанов, — но ведь и курьезы не родятся на голом месте.

«Интересно! — подумал Егор. — Мыслит мужик». А Рубанов продолжал, уже сидя на своем месте за столом и усадив в кресло Егора: