Полынья

— Я понимаю ваши трудности, Егор Иванович, и обиду на статью. Правда, все в ней поставлено с ног на голову. Горит крыша, а воду льют на пол. Но… — Он выставил руку ладонью вперед, — но я не принимаю вас за того, о ком там написано. Будем говорить, как инженеры. Значит, вам нужна сталь марки «ХГ»? Марганцево-хромистая. Кто раньше вам ее поставлял? «Электросталь»? Придется туда обратиться, а мы не сможем дать. Насчет углеродистой подождите, может, и сварим в эту неделю. Понимаете, у нас большая партия «У-3». Технология обкатана, люди приноровились, печи настроены. А тут из-за одной плавки перестраиваться. Но мы все-таки это отбросим: надо, значит, надо, мы были обязаны вам поставить эту марку, ничего не попишешь. Однако сталевар, который мог бы сварить такую сталь, болен. Молодые? Да, есть у нас талантливые ребята. Боюсь, что никто из них не попадет в анализ с одного и даже двух раз.

— Так что же делать?

Рубанов тихо, как бы про себя, засмеялся:

— Принять в этом свое участие, как в прошлый раз.

— Что ж, я готов… Только тогда пришлось иметь дело с молодыми, — Егор задумался, — а сейчас?

— У нас есть один старикан… Военной поры мастер, Виловатов Филипп Прокопович. Ему за восемьдесят. Если он захочет, вы уедете со сталью.

— Я понял. Начальник мартеновского тот же?

— Да, ваш знакомый.

— Спасибо…

Егор вышел из заводоуправления. Перед ним дымил трубами, громыхал прокатными станами, полыхал заревами созревшего в мартеновских печах металла завод. Тысячи людей делали свое огневое дело, делали день и ночь. На десятках, а может, сотнях таких же, а то и во много раз больших заводах люди тоже плавили и прокатывали металл, но его все равно не хватало.

«Черт же возьми, — подумал Егор, злясь, — и я вот должен, бросив свое дело, за кого-то работать, за того, кто не умеет свести концы с концами, должен бегать, собирать бригаду сталеваров, которые смогли бы сварить именно эту, только эту сталь. Бросить, бросить все, как тот Пензяк».

31

Иван и Эдгар сидели, склонившись над ПАКИ. Иван включал прибор, вмонтированный в столик, мотор начинал недовольно гудеть, повизгивая, будто жаловался на бесполезную работу. С прибором получались какие-то странности: при проверке одного и того же индикатора он давал разные показания. Раз за разом Иван нажимал на пуск, на бумажной ленте точками обозначались графики отклонений, различные по форме и амплитуде.

— Ты какую-нибудь закономерность видишь? — Иван повернулся к Эдгару, и на лице его, по-детски открытом, отразилось недоумение. Хохолок светлых волос на верхушке упал, как побитый петушиный гребень. В прищуре глаз его чувствовалось внутреннее смятение.

— Закономерность? — Эдгар как-то странно мотнул головой, точно освобождаясь от петли на шее. — Закономерность можно вывести из нормального поведения, а тут черт-те что…

— Закономерность должна быть. Видишь, он дает погрешности только после длительной работы. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Может быть, диск?

Эдгар оглянулся на цех, пальцем поманил Яшку-слесаренка. Яшка с радостью сорвался с места, должно быть, надоело парню корпеть у монтажного стола. Подбежал, бедово глядя на Эдгара светлыми ясными глазами, подбоченясь, пропел:

Паки, паки,Серые собаки.Кто скажет,Кто улыбнется,Тот и съест…

Иван прищурился, улыбаясь, но Эдгар сидел с неподвижным лицом и плотно сжатыми губами, как человек, вступивший в заговор молчания.

— Иван Георгиевич, извольте распорядиться, когда доставить вам собак… — продолжал молоть слесаренок.

— Яшка, твоя голова, по моему разумению, излишне вентилируется, — заметил Эдгар, — может быть, кое-где поставить заглушки? Хотя бы тут, — и Эдгар пальцем сделал кружок в воздухе вокруг Яшкиного рта.

— Присядь, — попросил Иван. Яшка послушно присел к столу, стал серьезен. — А что если центровка фальшивит? — спросил Иван. — Отсюда и вся эта чепуха…

— Нет, — твердо сказал Яшка, — центровка — нет. Электроника — да.

— Что? Электроника? — Эдгар мгновенно повернулся вместе со стулом, будто стул под ним был вращающийся, как у пианиста.

— Да. При барахлистой центровке погрешности были бы сразу, а не через сто операций. А что, не так? — Яшка победителем взглянул на вдруг оживившееся лицо Эдгара — и в самом деле вместо всегдашней серьезности на темном лице Эдгара проступило что-то похожее на улыбку. Странно было Яшке видеть это, и он отодвинулся даже, признав улыбку за крайнее Эдгарово возмущение. Но Эдгар провел ладонью по жестким Яшкиным волосам, постучал пальцем по лбу.

— Варит! — только и сказал он. — Проверим еще раз схему. А ну, катай отсюда!, — И он спихнул Яшку со стула. Яшка взмахнул руками, но удержался, не упал, побежал к своему столу, напевая:

Паки, паки,

Серые собаки…

И уже серьезно добавил:

— А собаки-то, Эдгар Васильевич, товарищ По, значит, твои.

— Ну? — Иван вопросительно уставился на Эдгара.

— Что ну? — Эдгар сразу как-то поскучнел.

— Проверишь?

— Проверить-то проверю, но я ручаюсь за приставку.

— За что же тогда похвалил Яшку?

— Умеет выкручиваться.