Виктория встала, чтобы взять салфетки с соседнего столика, но Анвар тут же остановил её и сделал все самостоятельно. Виктории было сложно оставаться наблюдателем в этой ситуации. Трудно просто смотреть на то, как человек с ограниченными возможностями пытается доказать всему миру то, что он самостоятельный. Тем не менее, Анвар справился. Он протер стол насухо и подал столовые салфетки Виктории.
– Еще раз прошу прощения, – виноватым тоном сказал Анвар.
– Все в порядке, – отозвалась она, вытирая коричневые пятна с брюк, – это вы меня простите. Я нагрубила вам. Мне не нужно было так говорить. И я вовсе не считаю вас гордым эгоистом. Мне очень стыдно за свои слова.
– Вы сказали то, что думали, – улыбнувшись, произнес он, – Я не держу обиды на вас. Возможно даже, в ваших словах есть правда.
Они заказали ещё по одной кружке какао и отправились в молчаливый мир мыслей. Дождь за окном стихал. Стих и голос баскетболиста, которого уже, возможно, не было в кафе. Виктория внимательно всматривалась в мутно серые глаза Анвара. Ей было интересно узнать, почувствует ли он на себе её пристальный взгляд – судя по тому, что Анвар никак не реагировал, а лишь изредка моргал и шевелил головой, прислушиваясь к какому-нибудь новому звуку, её заключение оказалось отрицательным.
Анвар с осторожностью подносил кружку ко рту, делал несколько глотков и ставил её обратно на стол. Поглаживая Майу, смирно лежащую под столом, он размышлял над словами спутницы. Вспоминая события, происходившие с ним за последние десять лет и свою реакцию на них, он все больше убеждался в правоте её слов, а вместе с тем и в несовершенстве собственной модели поведения. Он вспомнил, как однажды нахамил бездомному попрошайке, который, не признав слепца, задел его протянутой за милостыней рукой. Вспомнил и тот случай, произошедший с ним прошлой осенью, когда, гуляя в центре города со своей подругой, он оступился на бордюре и свалился на землю, а когда та ринулась помочь ему встать, он в грубой форме ответил отказом, обвинив её в излишнем внимании, предвзятости и дискриминации.
Перебрав в своей памяти с десяток подобных случаев, Анвар сознавал здравомыслие суждений Виктории, однако сменить свои внутренние ориентиры навстречу тому, от чего он так долго и старательно пытался оградиться, казалось для него непреодолимой трудностью. На протяжении всех этих лет, день за днем, час за часом, не покладая рук, он возводил кирпичную крепость, чтобы защитить себя от человеческой жалости. Скольких усилий ему стоило зауважать себя. Сколько душевной боли ему приходилось глушить в себе, чтобы не поддаться очередной слабости и не признавать собственной беспомощности. Сколько слез ему потребовалось, чтобы перестать считать себя несчастным инвалидом. И вот сегодня, позабывшему о себе прежнем уму вновь открывается истинна, где человечность и добродушие не есть жалость, а бескорыстное желание помочь другому – не есть её проявление. Он вдруг понял, что, напрочь отказавшись от принятия чьей-либо помощи, он и сам разучился помогать другим. Его мир был устроен по принципу «Если уж смог слепой, то сможет и любой другой». Воспитав в себе стальную самоуверенность, он совсем забыл о человеческой доброте, он забыл, что значит – быть нуждающимся и нужным.
В следующую минуту в кафе зашел посетитель и Майя, доселе мирно лежавшая под столом, резко подорвалась и тут же разразилась в оглушительно злобном лае. Кружки слетели со стола вниз, на этот раз угодив на пол. С пронзительным звоном разбитого стекла животный лай стал еще более диким. Взбудораженные посетители вскочили со своих мест, уютная тишина мгновенно превратилась в многоголосый беспорядочный шум. «Успокойте собаку!», «Мужчина, выведите своего пса.», «В парке выгуливать надо питомцев, а не в кафе.» Анвар некоторое время пытался усмирить разъяренного лабрадора, но попытки не увенчались успехом. С трудом удерживая шлейку в руках, он попросил раздражителя пройти подальше, освободив выход, и как только тот подчинился, Анвар наощупь бросился к дверям. Еле вытянув Майю на улицу, в недоумении от произошедшего, с разъяренным возгласом он несколько раз шлепнул её рукой.
Через минуту из кафе вышла Виктория. Оглядев возбужденную Майю вместе со своим злым хозяином, она спросила:
– С ней такое бывало прежде?
– Никогда, – коротко ответил Анвар, закуривая сигарету.
– Странно.
– Ужасный какао, – недовольно буркнул он в заключение.
Виктория рассмеялась в ответ.
Они пошли прямо, вдоль вновь оживавшей набережной. На улице снова стало тепло и солнечно. В доказательство недавно прошедшего ливня остались лишь темные лужи и приятный, свежий воздух.
– Есть ли возможность вернуть вам зрение хирургическим путём?
Анвар смутился. Он не ожидал такого вопроса.
– Есть. Однако такая операция очень дорога. Почему вы интересуетесь?
– Пытаюсь найти хоть какой-нибудь крючок влияния на вашу упрямую натуру. Раз альтруистические помыслы вас не мотивируют, буду мотивировать вас вашими эгоистичными порывами.
– Вы все о картинах? Я полагал, мы закрыли эту тему, – недовольно буркнул он в ответ.