В лагере свирепствовала дизентерия. Начальство не понимало, почему больные не могут работать. Десятки людей облегчались прямо на месте – в поезде, на земле или в траншее. В противотанковых рвах гной, экскременты и кровь смешивались с подземными водами. Последствия работы в таких условиях были катастрофическими.
Три недели работы на ледяном ветру в тонкой мокрой одежде привели к росту легочных и других заболеваний со всеми сопутствующими симптомами. Вим каким-то чудом оставался на ногах. Жизнь на фризской ферме дала ему сил больше, чем он предполагал. Но он знал, что болезнь – это лишь вопрос времени.
Утро 19 октября было совершенно обычным. Поверка затянулась дольше, потому что эсэсовцы дали волю своим садистским наклонностям. Во время поверки они болтали друг с другом. К облегчению Вима, Грим так и не появился. Приказы самому страшному мучителю Хузума, ротенфюреру СС Клингеру, отдавал заместитель коменданта лагеря, обершарфюрер Дорге. Тот в свою очередь инструктировал капо. Узников вернули в бараки.
В барак Вима ворвался голландский капо Рыжий Ян. На все нары, где спали по двое, он втиснул третьих. Когда работа была закончена, с инспекцией пришел Клингер. Заключенные затаили дыхание, но все обошлось. Обычно Клингер был зол как черт и постоянно кого-то избивал. Сейчас же он быстро осмотрелся и направился к дверям. Он кивнул Рыжему Яну и отправился в другие бараки.
Весь день по лагерю ходили разные слухи, но никто не осмелился спросить у капо или мастера, что происходит. Вряд ли те ответили бы, а нарываться на избиение никому не хотелось. Ведь забить могли и до смерти.
День тянулся мучительно долго. На поверке оказалось, что двоих не хватает. Узников пересчитывали снова и снова, но двух недосчитались. Вим подумал, что им, возможно, удалось бежать. Клингер подумал так же. Он указал на траншею и скомандовал:
– Марш! И заключенных с собой возьмите!
Мастера выхватили пятерых заключенных из первого ряда и поволокли их к ротенфюреру.
Двое пропавших плавали в канаве лицом вниз. Заключенным не хватило ни смелости, ни силы, чтобы дотащить трупы в лагерь, и они оставили их на месте. Теперь же страдать должны были все. Они стояли на поверке под проливным дождем, на холоде, на полчаса дольше, хотя мечтали только об одном – о миске теплого супа из брюквы и куске заплесневелого хлеба.
Клингер был в ярости. Он спросил, кто из заключенных в тот день работал с погибшими. Беднягу вытащили на плац и избили до полусмерти. Но, на удивление, Клингер все же остановился, и узник остался жив. Мастера отправили в поезд вместе с заключенными. Два трупа бросили в угол вагона, и бедняге пришлось сидеть на них.
После возвращения поверка длилась всего час. Эсэсовцев и
Вим не понимал, как такое могло случиться. Первая тысяча заключенных еле разместились в лагере. Они набились в бараки как селедки в бочку, а теперь прибыла еще тысяча, которую распределили по семи баракам. В тот день начальству лагеря пришлось немало постараться, чтобы все пошло по плану.
Как бы то ни было, кухня явно не ожидала такого увеличения численности. Еды было слишком мало, котлы почти опустели, а в очереди стояли десятки человек. Началась ругань и скандалы, до реальных драк дело не дошло, потому что голодные люди мгновенно проглотили, что им выдали, и драться стало не за что.
Когда все немного успокоилось, начались расспросы. Всем было интересно. Новички хотели знать, что за жизнь в лагере и какой работой им предстоит заниматься. Но ответов никто не слушал. Люди просто не могли в это поверить – и это было понятно. Всего три недели назад эти люди были дома, занимались своей повседневной работой, и вдруг оказались здесь, где их, как свиней, загнали в хлев, а теперь рассказывают нечто такое, чего просто не может быть.