Многих голландцев привезли из Путтена, городка в регионе Велюве. Их схватили во время облавы после неудачной вылазки партизан из движения Сопротивления, 1 октября 1944 года арестовали более шестисот человек. Через день их отправили в Амерсфорт, а потом в Хузум через Нойенгамме, на строительство Фризской стены. Строительство укреплений было приказано максимально ускорить.
Вим заметил, что новички одеты гораздо теплее, чем они сами, когда только прибыли в Хузум. На них не было тонких полосатых пижам. Они прибыли в потрепанной гражданской одежде, а у некоторых были даже пальто. На спинах у всех были нарисованы желтые кресты. Из рукавов и штанин были вырезаны куски, а потом нашиты заплаты из кухонных занавесок. Жалкое зрелище, и все же эта одежда была теплее, чем полосатые костюмы. Лишь позже они узнали, что эта одежда, по большей части, поступала с одежного склада Аушвица.
Впервые после Амерсфорта Вим узнал о ходе войны. В Хузуме они были отрезаны от мира и могли лишь догадываться о продвижении союзников. Но услышанное его не порадовало. Значительная часть Южных Нидерландов была освобождена, но продвижение на север захлебнулось у Арнема. Немецкая армия не спешила признавать поражение. Вряд ли союзники смогут освободить их в ближайшем будущем.
Еще меньше было известно о положении на Восточном фронте, хотя ничто не указывало на то, что русские смогут спуститься в лагерь, как ангелы-освободители, раньше союзников. Похоже, им предстояла долгая зима.
На следующее утро
Сортиры располагались на другой стороне прохода, в тридцати метрах от бараков. Охранники следили, чтобы узники не задерживались. Но Виму хватило одного взгляда.
Несчастного заключенного, который не доложил о смерти своих товарищей, Клингер заставил усесться на пожарный гидрант. На немецком гидрант назывался
Все полтора часа, что Клингер проводил поверку, заключенные слышали хриплые крики петуха, глухие удары и ругань капо – к величайшему удовольствию ротенфюрера. Только когда их выводили из лагеря, крики стихли.
Вим находился в лагере Хузум уже месяц. В конце октября они работали в поле. Неожиданно раздался свисток на короткий перерыв. Вим работал на среднем ярусе. Он выбрался из траншеи, чтобы немного размять мышцы. И он сразу же заметил, что к нему идет человек, облик которого был ему смутно знаком. Этого не может быть! Он присмотрелся и покачал головой, словно желая удостовериться, что это не сон. Живой скелет в тумане оказался Кором. Узнать старого друга было почти невозможно. Жизнь в лагере его почти убила. Глаза запали, рот провалился, губы обметало. Медленно шаркая ногами, он шел к Виму, закутавшись в одеяло.
– Кор… – с трудом выдавил из себя Вим.
Кор, казалось, его не узнал.
– Нам еще далеко идти? – спросил он.
Вим узнал голос умирающего, но не был уверен, что тот имеет в виду.
– Американцы… Они ведь близко, правда? – спросил Кор.
– Да, – ответил Вим. – Американцы близко…
Кор слабо кивнул и с пустым взглядом побрел дальше вдоль траншеи. Он скрылся в тумане, а окаменевший Вим не мог двинуться с места. Больше он Кора не видел.
Как-то вечером, вскоре после этой встречи, Вим сидел за длинным столом в своем бараке и хлебал пустой суп. Рядом с ним сел француз лет сорока, Жан. Они давно сдружились. Жана тоже отправляли на работы в Германию, и он немного говорил по-немецки. Последние несколько недель они рассказывали друг другу о днях работы в Германии, общались по вечерам и старались не впадать в депрессию.
Жан сказал, что доктору Паулю Тигессену, который управлял лазаретом, позволили взять себе помощника на время до и после работы. Доктор просто не справлялся, поскольку больных было очень много. В лагере были два квалифицированных французских врача, которые работали наравне со всеми, а рано утром и поздно вечером помогали в лазарете.
– Меня спросили, не хочу ли я им помочь, – сказал Жан, – но я отказался. Я просто не могу. После работы я валюсь с ног.