Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой

Возле пандуса кирпичной фабрики тележку поднимали с помощью домкратов – если капо не отдавали предпочтение иному методу и не заставляли заключенных вручную толкать тележку весом в несколько тонн по пандусу. Достаточно было мелкой оплошности, чтобы тележка покатилась назад, сминая на своем пути тела упавших заключенных, не сумевших вовремя увернуться.

После обжига кирпичей начиналась другая работа: теперь заключенные вручную грузили кирпич на плоские баржи, стоявшие в порту, вырытом усилиями тех же заключенных. Единственный путь для загрузки – это узкие сходни, которые становились скользкими от грязи, снега и льда. Держа груду кирпича, беспомощные, истощенные заключенные должны были терпеть еще и удары капо, считавших, что те слишком медленно работают. Главной целью мучителей было заставить несчастного рухнуть со сходней в ледяную воду. И тогда человек получал дополнительное наказание за потерю кирпича – ему приходилось весь день работать в мокрой одежде в мороз. Несколько недель в глиняной команде Нойенгамме означали для узников верную смерть.

Заключенные, которые из последних сил держались на ногах, но были не настолько слабы, чтобы ждать смерти в лазарете, отправлялись в лагерную команду Schonungskommando. Сотни заключенных занимались ручным трудом в подвале недавно построенного каменного барака по десять-двенадцать часов в день. Они плели камуфляжные сети из обрезков ткани и старых автомобильных шин. Другие целый день чистили картошку.

В подвале было темно и душно. Вонь стояла ужасная – вентиляции не было, а немытые люди часами работали буквально на голове друг у друга. Но здесь, по крайней мере, было сухо, а если повезет, то удавалось работать сидя.

Вима приписали к такой команде. Вместе с остальными он направился в свой барак. Лохмотья, которые ему выдали, были грязными, и он мог лишь предполагать, сколько заключенных носили эти тряпки до него, но такая одежда была теплее полосатой пижамы.

Они брели по пустому плацу по щиколотку в снегу к одному из девяти больших деревянных бараков, стоящих в ряд. Каждый был примерно восемь метров шириной и не менее пятидесяти метров длиной. Каждый блок и здесь делился пополам, и каждая часть имела собственный номер. Выйдя из вагона, Вим сразу же почувствовал едкий, тошнотворный запах. Чем ближе он подходил к бараку, тем сильнее становилось зловоние.

Было шесть утра, но прожектора светили так ярко, что можно было подумать, что сейчас белый день. Ледяной ветер дул им прямо в лицо. Даже в этот ранний час крематории работали на полную мощность. Они остановились у шестого барака. Капо понимал, что проводить сейчас поверку не имеет смысла. Он передал новичков Blockälteste, и тот сразу же скомандовал:

– Ausziehen und waschen! Раздеваться и мыться!

Несмотря на холод, это был лучший приказ, Вим чувствовал себя безумно грязным и жалким.

Посередине большого барака он видел ряд цинковых раковин. Узникам выдали по куску мыла на двоих. Вытираться пришлось собственными рубашками. От ледяной воды у Вима захватило дух, но зато он сразу же сосредоточился и сумел многое понять о новом Blockälteste. Невысокий вялый человечек, с большим зеленым треугольником на куртке, с гримасой на лице – когда-то Вим видел такие гримасы в фильмах про преступный мир. Судя по его фигуре, он здесь не голодал. Приказы он отдавал по-немецки, но Вим сразу почувствовал голландский акцент.

В первый день в Нойенгамме заключенным позволили остаться в бараках и отдохнуть. Это был один из редких моментов, когда начальство лагеря проявило минимальную человечность. Впрочем, может быть, они хотели просто пересчитать новичков и разбить их на категории, прежде чем распределять по работам? Виму не было до этого дела. Он добрался сюда, он выжил в аду Хузума и был твердо намерен выжить и в Нойенгамме тоже. Хорошо, что в этом блоке можно было спать вдвоем. Полка на нарах была всего 65 сантиметров шириной, так что не до роскоши, но молодой голландец Гайт из Дренте, с которым он делил полку, весил не больше тридцати пяти килограммов, как и он сам. Два истощенных заключенных лежали валетом и вполне умещались на полке.

Гайт рассказал, что он тоже сбежал с обязательных работ в Германии. Отец не мог обойтись без него на ферме, но местные полицейские считали иначе. Вим рассказал, как попал в Нойенгамме и что пережил в Хузуме.

Проведя полдня на полке, Вим почувствовал, что силы возвращаются, и решил разузнать, что делается на улице. Когда он направлялся к дверям барака, появился Stubendienst с обедом. К удивлению Вима, все в его блоке получили Zulage, дополнительный паек: два тонких ломтика белого хлеба с ломтиком колбасы. Вряд ли это поможет вернуть потерянные килограммы, но совсем не так, как было в Хузуме.