Последний Воин Духа

— Точнее, одна улица, по сторонам которой жили в этих домах, — продолжал свой рассказ Уилл. — Повзрослев, я почувствовал, что мои бывшие бойцы из голоштанной бригады стали мне чужды. Не потому что нас, как можно подумать, «определили» в разные школы, о, нет. Круг моих интересов внезапно расширился и сдвинулся в сторону от деревенских танцулек-обжималок и лихой езды на мотороллере по раздолбанной просёлочной, которая находилась в своём первозданном виде ещё с 1880-х. Проснувшись однажды утром в стоге сена, я обомлел — меня коснулся луч только что вышедшего из-за горизонта солнца. Мои товарищи ещё спали где-то рядом, в деревне было тихо, где-то далеко лаяли собаки. И вот этот луч… скользнул по щеке, заглянул в глаза, словно щипнув самое-самое и ушёл вверх. А солнечный диск поднимался над туманным горизонтом, дул лёгкий ветерок, и ветряная мельница в поле лениво вращала жерновами. Был шестой час утра. В тот майский день я изменился навсегда. Конечно, все мы ещё были пацанами лет по 16–17, но именно в тот день произошло разделение с другими ребятами, от которых раньше я, казалось, ничем не отличался: одни и те же интересы, игры, общие увлечения… В то утро я ушёл один далеко в поле и долго бродил в полном одиночестве, лежал среди трав, слушал птиц, ощущал, как тёплый ветер нежно ласкает лицо: я полностью отдавался пронзившему меня словно стрелой пониманию, пониманию того, что…

Уилл остановился на полуслове и промочил губы после длинной речи, сказанной на одном дыхании. Он видел вокруг себя внимательные глаза, наполненные участием и интересом. Был и один очень задорный взгляд, автор которого явно хотел вставить что-нибудь озорное, но не решался за видимой важностью момента. Уилл подмигнул ему и продолжил:

— Ну да что там! С тех пор прошло много лет, и на том заветном пути постиг я как радость побед, так и горечь поражений. И вот теперь я с вами, друзья! — Уилл улыбнулся чуть с грустинкой и, подняв бокал, неожиданно для всех прочитал:

Кто поднимет цветок из дорожной грязиПоцелуем души отряхнув?В чистый детства родник изумрудной воды

Окунёт лепестки не погнув?Кто возьмётся его пронести чрез векаПервозданную прелесть не смявИ посадит в земле где напоит рекаСеребристым огнём засиявИ распустит цветочек свой спящий бутон

Лепестки нежно правя вширьВечной правды, любви и добра огнёмОсвещая повсюду мирИ пускай твой цветок лишь песчинка в пустынеОставит навеки прекрасный он следНичто не сломает цветочек отныне

В саду мирозданья и прожитых летВзрастут семена за отцветшим страданьемПоднимутся новые всходы и тутЛюдей призывая к священным мечтаньямЗвездой озаряя возвышенный путьНо не валяются больше цветы на дороге

И некому стало уж их подниматьИзмятые серостью будней убогоВ грязи лишь окурки остались лежать…

— Браво! Поднимем бокалы за то, чтобы было больше цветов и меньше окурков! — не выдержал, наконец, Уолтер, и атмосфера разрядилась звонким, задорным смехом вперемешку с аплодисментами.

— Да, друзья, — поднялась с места леди Арталиэн, — давайте же порадуемся нашему новому участнику, отметим нашу первую общую удачу, и пусть сегодня наши сердца отринут печаль, а души наполнятся зажигательным огнём веселья и предвкушения новых свершений!

— Ура! — завопил Уолтер, вскакивая с места и хлопая по плечу сидевшего рядом Джона. — Пусть чаши наши будут полны радости, и да не оскудеют от этого винные погреба леди Арталиэн!

— Насчёт последнего, Уолтер, можешь даже не волноваться, — улыбнулась Арталиэн. — А вот чем именно сегодня будут наполнены наши чаши — радостью или печалью — зависит исключительно от нас самих.