Естественно, структуры жестокого оптимизма влияют не только на женщин. Джонатан Аллан, изучающий изменения в мужских идентичностях, описывает[126]
оптимистичные обещания маскулинности. Сначала он цитирует социолога Майкла Киммела, который отмечает центральную роль гомофобии в построении маскулинности: но гомофобию не как отвращение к гомосексуалам, а как страх быть воспринятым в качестве гея. Другой теоретик, Эрик Андерсон, вводит понятие гомоистерии — как страха быть «гомосексуализованным», но в большей степени — как страха быть «эффеминизированным», быть «как баба». Поскольку маскулинная культура гомосоциальна — мужчины опираются на других мужчин в оценке собственной маскулинности, — то и отобрать маскулинность, феминизировать мужчину могут в основном другие мужчины. Опираясь на эти концепты, Аллан предполагает, что маскулинный драйв лучше описывается как параноидальный: мужчина в погоне за маскулинностью, задавая себе вопрос, достаточно ли он мужественный, всё время опасается других мужчин, которые могут сдёрнуть с него маску и показать, что на самом деле — недостаточно. Таким образом, стыд, ужас и провал (мужчины постоянно проваливаются в перформансе собственной маскулинности, никогда не дотягивая до неопределённой планки) становятся центральными для конструирования мужской гендерной идентичности. Идея мужественности формирует аффективное пространство, в котором невидимый взгляд всё время призывает «будь мужчиной» (точнее —