Фигура эксперта по вопросам религии как части «идеологического аппарата государства»[333]
, задача которого – проводить в интересах государства линию, отделяющую религию от того, что к религии не относится, осуществляя тем самым подобие полицейского контроля за последней, уже была подробно описана[334]. Однако на примере дела «Пусси Райот» мы видим, как эта фигура трансформируется: светские эксперты нужны были в условиях господства секулярных представлений, однако в ситуации перехода к постсекуляризму государство нуждается в несколько ином «идеологическом аппарате». Этот аппарат должен перестраиваться под политику и стратегические задачи «десекуляризационного режима». «Конфессиональный эксперт» как раз и является олицетворением нового качества «идеологического аппарата»: ведь теперь нужно не отделять религию от принципиально обособляемых от нее социальных подсистем, но, наоборот, способствовать образованию правильных постсекулярных гибридов.Дело «Пусси Райот» легитимировало экспертизу, в которой присутствует явная конфессиональная ангажированность. Адвокаты обвиняемых потратили несколько часов на то, чтобы показать безосновательность экспертизы и сомнительность фигур подобранных экспертов. Так, в частности, Марк Фейгин выяснил, что «эксперт Понкин имел связь с неким Кузнецовым М. Н., представляющим интересы Потанькина – потерпевшего от действий панк-группы на этом процессе». Фейгин привел доказательства этого:
Понкин защищал диссертацию на доктора юридических наук, и его консультантом являлся доктор юридических наук Кузнецов. Диссертация – «Современное светское государство. Конституционно-правовые исследования». Мало того, у этих лиц есть совместные книги: «Бесчестная дискуссия о религиозном образовании в светской школе: ложь, подмены, агрессивная ксенофобия» и «О праве на критическую оценку гомосексуализма»[335]
.Однако судья не позволила себе ни усомниться в экспертизе, ни вызвать эксперта Понкина для разъяснений. Тем самым она защитила выкристаллизовавшийся на процессе постсекулярный гибрид, не позволив защите разорвать недопустимую для секулярного сознания сцепку светской науки и конфессиональной ангажированности.
В тексте были рассмотрены различные конфликтные интерпретации, касающиеся как границы «религиозное / светское», так и того, что мы назвали «постсекулярными гибридами». Эти конфликтные прочтения задают альтернативные нормативные образы постсекуляризма, за воплощение которых идет борьба разных групп. Мы выделили два таких нормативных образа: «провластный» и «оппозиционный». Хотелось бы еще раз подчеркнуть: сегодня речь идет не о выборе между опасным постсекуляризмом и спасительным возвращением к прежней ситуации социально дифференцированного общества, но о том, что главный выбор в сегодняшней ситуации – это выбор между разными моделями постсекуляризма, между разными формами, которые может и должна принять, в частности, гибридизация религии и политики, общественного порядка и религиозных норм, светского знания и конфессиональной принадлежности, равно как и между разными вариантами проведения все время оспариваемой границы «религиозное / светское». Диктуемая «десекуляризационным режимом» логика постсекуляризма не является единственно возможной, о чем свидетельствуют материалы дела «Пусси Райот». Суд над участницами «панк-молебна» стал ареной борьбы сторонников разных образов постсекуляризма. И исход этой борьбы еще не предрешен: «панк-молебен» поставил вопросы, ответы на которые еще только придется искать и государству, и церкви, и обществу.
Глава 5
Картография постсекулярного
Трудно однозначно определить дату первого использования понятия «постсекулярное» в научной и общественно-политической литературе. Однозначно можно утверждать лишь то, что оно начинает мелькать в трудах исследователей уже в 90-х годах XX века в работах, посвященных критике современной практики и теории секуляризма[336]
. Перемещение постсекулярного в самый центр актуальных дискуссий в рамках политической философии, социальной теории, а затем и средств массовой информации происходит во многом благодаря усилиям немецкого философа Юргена Хабермаса, который, как и положено настоящему интеллектуалу, «первым почуял важное» и начал говорить о «постсекулярном состоянии общества» в связи с трагическими событиями «9/11», которые, по словам Хабермаса, взорвали и без того «напряженные отношения между секулярным обществом и религией»[337].