Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Осталось ли еще какое-то нефальсифицированное положение теории секуляризации? Американский социолог Хосе Казанова в книге «Публичные религии в современном мире»[345] попытался выделить три содержания, которые нес в себе тезис о секуляризации. Речь шла: 1) об утрате религией своей социальной значимости; 2) о приватизации религии; 3) о социальной дифференциации и превращении религии в одну из подсистем общества наряду с другими подсистемами. По мнению Казановы, в современных условиях секуляризация сохраняет свою эмпирическую значимость лишь в третьем значении[346]

. С фальсификацией первого положения все более или менее понятно: достаточно просто следить за новостями. Что касается приватизации, то религии вполне успешно «деприватизируются» и осваивают публичное пространство, помогая «сошедшей с рельс» модернизации не утратить ценности свободы и прав человека[347]. Религия может вполне легитимно и плодотворно присутствовать в публичном пространстве. В частности, Казанова показывает, как именно публичные религии помогли конструировать публичное пространство (Польша), а также способствовали публичным дискуссиям о либеральных ценностях (США).

Однако Талал Асад, критикуя Казанову, справедливо указывает на то, что даже секуляризация в своем третьем значении – не говоря уже о первом – может быть поставлена под сомнение, ведь

…если религия становится интегральной частью современной политики, то, значит, она уже не может быть безразлична к дискуссиям о том, какой именно должна быть экономика, какие научные проекты должны получать финансирование, какими должны быть стратегические цели государственной системы образования. Легитимное вторжение религии в эти дебаты приводит к появлению современных «гибридов»: принцип структурной дифференциации – в соответствии с которым религия, экономика, образование и наука локализованы в автономных социальных пространствах – уже более не имеет силы[348].

Таким образом, тезис о секуляризации был фальсифицирован во всех возможных значениях, а мы оказались в совершенно новой эмпирической реальности, которая уже не может быть описана с помощью прежних концепций. Именно эту реальность и пытается ухватить концепция постсекулярного.

Фальсификация тезиса о секуляризации и очевидные факты усиления социальной значимости религии нередко рождают опасения начала «нового Средневековья» со всеми вытекающими отсюда следствиями: отказом от завоеваний Нового времени и расцветом «религиозного мракобесия». В основе подобных страхов лежит достаточно популярная идея циклов взаимодействия между верой и неверием, идея «маятниковых колебаний»[349] от религии к неверию и обратно. Данная идея питает близкую к постсекуляризму концепцию десекуляризации[350]

, предложенную изначально Питером Бергером, а затем наиболее полно теоретически развитую Вячеславом Карповым в статье «Концептуальные основы теории десекуляризации». Согласно Карпову,

десекуляризация – это процесс контрсекуляризации, в ходе которого религия восстанавливает свое влияние на общество в целом, реагируя на предшествующие и / или сопутствующие секуляризационные процессы[351].

Однако именно в силу содержащихся в нем намеков на «восстановление», на обращение секуляризации вспять термин «десекуляризация» не кажется самым удачным.