Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Руководство церкви, желая сделать ее влиятельной организацией, стремится развивать не столько приходы и другие объединения, созданные рядовыми верующими, сколько контакты с представителями власти, ищет их поддержки и полагает, что влияние церкви прямо пропорционально ее связи с государством, что она может быть значимой организацией лишь благодаря власти[446].

Сама проблематика «политической справедливости» Джона Ролза, на которую мы в основном опирались в первом разделе, по выводам Ситникова, остается чуждой для православия. Оно по-прежнему мыслит себя в ситуации монолитного, вертикально интегрированного государства, которое в идеале должно ориентироваться на христианские представления об общем благе. В частности, в социальной концепции РПЦ (в разделе, где речь идет о свободе совести) констатируется, что

в современном мире религия из «общего дела» превращается в «частное дело» человека. Сам по себе этот процесс свидетельствует о распаде системы духовных ценностей, потере устремленности к спасению в большей части общества, утверждающего принцип свободы совести. Если первоначально государство возникло как инструмент утверждения в обществе божественного закона, то свобода совести окончательно превращает государство в исключительно земной институт, не связывающий себя религиозными обязательствами[447]

.

Здесь можно зафиксировать все то же отсутствие середины между государством как «инструментом утверждения в обществе божественного закона» и частной жизнью человека. Целый пласт гражданского общества и публичного пространства оказывается упущенным.

В такой ситуации общественная дискуссия становится просто дымовой завесой, за которой скрываются непрозрачные частные сделки руководителей светской и духовной власти. Со стороны церкви это приводит к ощущению неловкости и общей неготовности к публичной аргументации своей позиции, со стороны секулярно-научной – к постоянно подогреваемому ощущению угрозы и вытекающей из этого ощущения неспособности слышать даже те аргументы, которые все же приводятся. Отсюда все большая популярность «секулярной предвзятости» и тезиса о том, что религия – частное дело человека и что ей не место в публичном пространстве.

Во-вторых, это общее неразличение государства и общества и нивелирование значимости общественной дискуссии накладывается на отсутствие развитой традиции общественно-политической рефлексии. Получается, что место для высказываний есть, «микрофон включен», а сказать нечего. Как отмечает исследователь К. Костюк:

Социально-этическая мысль церкви остается такой поверхностной, что реальные мощные вызовы, вопросы, касающиеся демократии или экономики, не вызывают в лоне церкви никаких движений. Присутствие христианской закваски ощущается еще в вопросах медицинско-биологических, касающихся эвтаназии или использования человеческих эмбрионов, но никак не проявляется в комплексных социально-этических проблемах, затрагивающих демократические ценности, политическую структуру, начала самоосмысления общества[448].