Поступь хаоса

– Подметать?! – в ужасе переспрашиваю я. – Я вообще-то знаю, как ферма устроена, мэм, и…

– Не сомневаюсь, но ты уже заметил, что Прентисстаун здесь не в чести. Лучше тебе держаться подальше от остальных, пока к тебе не привыкли. Справедливо?

Она все еще разговаривает очень строго и держит руки на груди, но в общем-то я согласен, она дело говорит, и хоть лицо у нее на вид не слишком доброе, на самом деле она славная.

– Ну да… – протягиваю я.

Франсиа кивает и подводит меня к Ивану. На вид он примерно ровесник Бена, только ниже ростом, с темными волосами и огромными ручищами с дуб толщиной.

– Иван, это Тодд, – говорит Франсиа.

Я протягиваю ему руку, но Иван ее не берет, только свирепо таращит на меня глаза.

– Работать будешь на задах, – говорит он. – Чтоб ни тебя, ни собаку твою я не видел.

Франсиа уходит, а Иван ведет нас внутрь, показывает мне метлу, и я приступаю к работе. Так проходит мой первый день в Фарбранче: я торчу в темном сарае, гоняя пыль из одного угла в другой и глядя на единственную полоску голубого неба над дверью в дальнем конце.

Вот счастье-то привалило!

– Ка-ка, Тодд, – говорит Манчи.

– Не здесь, понял? Даже не думай!

Склад довольно большой, метров семьдесят пять, а то и восемьдесят в длину, и примерно наполовину заполнен корзинами с ананасами. Есть отсек с огромными рулонами силоса, скрепленными тонкой бечевкой и уложенными до самого потолка, и еще один отсек с пшеницей, которую предстоит смолоть в муку.

– Вы все это продаете в другие деревни? – кричу я Ивану, который работает в передней части склада.

– Болтать будешь потом, – отзывается он.

Я не отвечаю, но в моем Шуме невольно проскальзывает какая-то грубость. Я спешно возвращаюсь к работе.

Утро в самом разгаре. Я думаю про Бена и Киллиана. Про Виолу. Про Аарона и мэра. Про слово «армия» и как от него сжимается живот.

Ну не знаю.

Зря мы, наверное, остановились. Столько бежали, и вот…

Все делают вид, что здесь безопасно, но разве это так?

Пока я подметаю, Манчи то и дело выходит за заднюю дверь или гоняет розовую моль, которую я выметаю из углов. Иван меня сторонится, я тоже не суюсь, однако все равно замечаю, какие любопытные долгие взгляды бросают в мою сторону люди, приносящие на склад корзины. Некоторые даже щурятся, всматриваясь в темноту и пытаясь разглядеть самого настоящего прентисстаунского мальчика.

Так, я понял, они ненавидят Прентисстаун. Я тоже его ненавижу, но причин для ненависти у меня куда больше, чем у них.

Утро постепенно сходит на нет, и я начинаю кое-что замечать. Например, хотя тяжелую работу выполняют и мужчины, и женщины, последние чаще распоряжаются и отдают приказы, а первые в основном подчиняются. И раз уж Франсиа – заместитель мэра, а Хильди не пойми кто, но тоже кто-то важный, до меня потихоньку доходит, что Фарбранчем заправляют женщины. Я постоянно слышу их тишину: они идут по улицам, а в ответ летит Шум мужчин, иногда брюзгливый и раздраженный, но по большей части мирный.

И вообще Шум здесь куда более сдержанный и спокойный, чем тот, к которому я привык. Зная, сколько тут женщин, и помня о прентисстаунском Шуме, можно подумать, что все небо над Фарбранчем должно быть забито образами выделывающих всякие непотребности женщин. Ничего подобного. Нет, мужчины и здесь мужчины, конечно, временами что-то такое встречается, но в основном слышны только песни, молитвы или мысли о работе.

Жители Фарбранча невероятно спокойны и оттого немного наводят жуть.

Я то и дело пытаюсь расслышать тишину Виолы.

Но ее нигде нет.

В обед Франсиа приходит снова и приносит мне сэндвич и кувшин воды.

– А где Виола? – спрашиваю я.

– Всегда пожалуйста, – говорит Франсиа.

– Не понял?

Она вздыхает и отвечает на мой вопрос:

– Виола работает в саду, собирает опавшие фрукты.

Я хочу спросить, как она, но не спрашиваю, а Франсиа почему-то (нарочно?) не угадывает этот вопрос в моем Шуме.

– Ну как ты, справляешься?

– Да я вообще-то не только с метлой обращаться умею! – огрызаюсь я.

– Не перечь старшим, щенок. Еще успеешь наработаться.

Со мной она не остается, тут же отходит к Ивану и перекидывается с ним несколькими словами, а потом убегает по своим делам, уж не знаю, чем там занимаются заместители мэров целый день.

Можно я кое-что скажу? Глупо, конечно, но Франсиа мне даже нравится. Может, потому что своими дурацкими замашками она напоминает Киллиана. Все-таки память – странная штука, правда?

Только я набрасываюсь на сэндвич, как слышу приближающийся Шум Ивана.

– Крошки я подмету, – говорю.

Как ни странно, он смеется – грубоватым таким смехом.

– Не сомневаюсь. – Он кусает свой сэндвич. – Франсиа сказала, что сегодня будет собрание.

– Насчет меня?

– Насчет вас обоих. Тебя и девчонки. Тебя и девчонки, которой удалось спастись из Прентисстауна.

Шум у него какой-то странный. Осторожный, но напористый, как будто он меня проверяет. Враждебности я не чувствую – по крайней мере, к себе, – но что-то похожее просачивается сквозь его мысли.

– Нас познакомят с жителями? – спрашиваю я.

– Посмотрим. Сперва надо все обсудить.