Поступь хаоса

– Ну здесь может и так. А на моей планете их двенадцать. Я только моргаю и почему-то чувствую себя дураком.

– В Новом свете год состоит из тринадцати месяцев, – шепчу я.

Виола пристально смотрит на меня, как будто до нее дошло что-то важное.

– Понимаешь, – говорит она, – в зависимости от длины дня и месяца на этой планете тебе может быть уже… четырнадцать лет!

– Здесь все не так! – строго отрезаю я. Не нравятся мне эти разговоры. – Через двадцать семь дней мне исполнится тринадцать.

– Четырнадцать лет и один месяц, если точней, – продолжает считать Виола. – Интересно, как же мы теперь будем определять возраст…

– До моего дня рождения осталось двадцать семь дней, – твердо говорю я, встаю и надеваю рюкзак. – Пошли, и так слишком много времени на болтовню тратим.

Только когда солнце начинает клониться к закату, нам встречается первый признак цивилизации – заброшенная водяная мельница на берегу реки. Крыша выгорела дотла черт знает сколько лет назад. Мы так давно шагаем, что ни словом не перекидываемся, молча заходим внутрь, бросаем вещи к стенке и хлопаемся на пол, точно на мягчайшую перину. Нет сил даже осмотреться, не подстерегает ли где опасность. Манчи, которому усталость нипочем, деловито бегает вокруг и задирает лапу над растениями, проросшими сквозь трещины в полу.

– О, мои ноги!

Я стаскиваю с себя ботинки и насчитываю целых пять, нет, шесть волдырей.

Из противоположного угла доносится стон измученной Виолы.

– Нам надо поспать, – говорит она. – Даже если…

– Знаю.

– Ты ведь услышишь… если они придут?

– Конечно услышу, – отвечаю я. – Обязательно.

Мы решаем спать по очереди. Я предлагаю Виоле поспать первой, и она отключается, едва успев сказать «Спокойной ночи». Я смотрю на нее в меркнущем свете: от нашей чистоты уже ничего не осталось, и я наверняка сейчас выгляжу так же, как Виола, – перемазанное грязью лицо, пыльная одежда, грязь под ногтями.

И вот какие мысли меня посещают.

Мы с Виолой знакомы только три дня, верно? Каких-то жалких три дня, а у меня уже такое чувство, будто всей моей прошлой жизни не было, будто все это – одна сплошная ложь, которая только и ждала, когда ее раскроют. Нет, не будто – она и была ложью, а настоящая жизнь – вот она. Настоящая жизнь – это когда ты бежишь неизвестно куда и зачем, спасаясь от погони, просто бежишь и бежишь без конца.

Я делаю глоток воды и прислушиваюсь к сверчкам. Секс, секс, секс, стрекочут они, а я начинаю думать: какой была ее прошлая жизнь? Каково это – расти на космическом корабле, где никогда не бывает новых людей и откуда нельзя уйти?

Если подумать, Прентисстаун почти такой же. Если ты сбежал, назад пути нет.

Я смотрю на Виолу. Но она-то ведь ушла, так? И целых семь месяцев жила бы со своими ма и па, если бы не авария.

Как же это все делается, интересно?

– Высылаешь вперед разведывательные корабли, чтобы они обследовали территорию и выбрали место для посадки, – говорит Виола, не вставая и даже не поднимая головы. – Как вы тут спите вообще, в этом Шуме?

– Дело привычки, – отвечаю я. – Но почему вас выслали так задолго? Аж за семь месяцев!

– Столько времени требуется, чтобы разбить первый лагерь и наладить его работу. – Виола устало закрывает глаза рукой. – Мы с мамой и папой должны были найти хорошее место для посадки, разбить лагерь и начать строить все необходимое для тех, кто прибудет следом: контрольную вышку, склад для провизии, больницу… – Она поглядывает на меня сквозь щели между пальцами. – Стандартная процедура.

– Никогда не видел в Новом свете контрольных вышек.

– Да знаю я! У вас даже поселения между собой никак не связаны!

– Выходит, вы не религиозные переселенцы, – говорю я тоном всезнайки.

– При чем тут это? – не понимает Виола. – Какая религия может требовать, чтобы ее приверженцы отрезали себя от остального мира?

– Бен говорил, они прилетели сюда в надежде на простую жизнь. Будто бы давным-давно даже была битва за ядерные генераторы – их тоже хотели уничтожить.

– Да вы бы все умерли! – в ужасе восклицает Виола.

– Вот их и не уничтожили. – Я пожимаю плечами. – Даже когда мэр Прентисс приказал избавиться от всего остального.

Виола трет ноги и сквозь дыру в крыше смотрит на звезды.

– Мои родители так радовались… – с горечью говорит она. – Их ждал целый новый мир – новая планета, где можно начать все заново… Столько надежд… – Девочка умолкает.

– Жаль, что они не сбылись. Виола опускает глаза на ноги:

– Ты не обидишься, если я попрошу тебя посидеть на улице, пока я засыпаю?

– А, конечно! Без проблем.

Я беру рюкзак и выхожу на улицу сквозь проем, который когда-то был дверью. Манчи тоже встает и выходит за мной. Когда я сажусь, он вновь сворачивается калачиком у моих ног и засыпает, радостно попукивая и вздыхая. Вот жизнь у собак, проще не бывает!

Я наблюдаю за восходом лун и появлением звезд. Это те же луны и звезды, что я видел в Прентисстауне до конца света. Снова достав книгу, я разглядываю кожаную обложку – промасленная, она блестит в лунном свете. Листаю страницы.