Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

— Вернер, — вдруг вырвалось у меня, — Вернер… Я вот что хотел спросить. Ты всегда об этом умалчиваешь. Разве ты не женат, разве нет у тебя семьи?

— Год назад, — сказал он, — она умерла. Во время родов. И с тех пор… Ты, наверно, поймешь меня. Я не могу забыть свою жену.

Иоахим Новотный.

Петрик охотится.

(Перевод Е. Приказчиковой)

[11]

Только никому ни слова! Плохо мне придется, если лесник узнает что-нибудь. Он и без того все время следит за мной, с тех пор как кто-то обломал в заповеднике верхушки сосенок. Восемнадцать деревьев попортил. Но это не я. Я никогда бы не стал калечить деревья — мне хорошо в лесу, недаром я целыми днями слоняюсь там в каникулы. Лесник, ясно, видел меня не раз, вот он и хочет свалить на меня это дело с обломанными верхушками. Но доказать-то он ничего не может. Так ему и сказал мой отец. И даже фрау Грайнер, директор школы, заступилась за меня. Петрик не мог это сделать, сказала она, он, правда, мальчик озорной, но природу любит, взгляните, по биологии у него «отлично» и… И лесник ушел. Поверить он, конечно, не поверил. Это было видно по его лицу.

А теперь он подкарауливает меня. Даже в полевой бинокль следит за мной. Что я ему, заяц, в самом деле? Я прячусь в подлеске и тихонько свищу. Тихо-тихо. Плутон сразу понимает. Он во всю длину распластывается на земле, кладет голову на передние лапы и прижимает уши. И не почешется даже. Хотя только что носился по всему лесу. Плутон понимает команду. Он — пес умный, хотя и маленький. Маленьким он был всегда. Еще вырастет, сказал отец, когда принес его домой. Главное — уметь ждать. И я набрался терпения и ждал. Я‑то мечтал о настоящей большой овчарке. А тут такой жалкий комочек шерсти. Дам-ка ему кличку Плутон, надумал я через три дня. Вдруг это поможет. Но это не помогло. Плутон, пожалуй, малость подрос, но не очень. Сейчас ему два года, и он, когда служит, только-только достает до сиденья стула. Толстый Гой, который хочет со мной дружить, всякий раз, увидев Плутона, язвит: «Для карлика он просто гигант». Я на это ничего не отвечаю. Да и что тут скажешь? В собаке главное не рост, а ум. Так, Плутон, что бы там ни говорили, умный пес. Не умеет он разве отличить наших кур от соседских, — на что даже мы, люди, не способны, — когда они, белые и нахальные, сидят на наших кормушках? Или разве не найдет он потом дерево, на котором как-то увидел белку, хотя у нас здесь тысячи деревьев и все они похожи друг на друга? Или, скажете, не понимает он, что, идя со мной на охоту, нельзя привлекать к себе внимание и что-нибудь попортить?

Лесник может сколько влезет следить. Он специально выписал из города новый бинокль, чтобы накрыть меня. Ну и пусть. Какие у него основания обвинять в чем-то человека, гуляющего по лесу? А Плутон будет невидим и нем.

Обычно он то и дело тявкает. На воробьев в кустах сирени. Или на ворон в поле. Но стоит мне только пощелкать языком и свистнуть, он сразу смекает: идем на охоту. А значит — помалкивай.

Только одному в лесу скучно. В лес надо идти вдвоем. Вот если бы толстый Гой действительно был моим другом и не так тяжел на подъем, я мог бы, пожалуй, обойтись без Плутона. Но так… запрещено: собакам не разрешают бегать без поводка. Они могут потревожить дичь, чего доброго, даже затравить ее или придушить. Плутон, разумеется, ничего такого не сделал бы. Он всегда как вкопанный, вытянув хвост во всю длину и подняв переднюю лапу, стоит перед гнездом фазана или перед напуганным, дрожащим олененком. Я тайком пробираюсь следом, внимательно осматриваюсь, а затем мы оба идем дальше, не притронувшись ни к чему. Так поступаем мы — Плутон и я. Но лесник-то этому не верит. Вот я и прошу: никому ни слова, иначе я не смогу рассказать вам эту историю.

Началось все, как обычно. Был понедельник, нет, четверг. Впрочем, могла быть и пятница, неважно. Во всяком случае, будний день, а мне до смерти не хотелось делать уроки. Я слонялся по саду, стараясь пропускать мимо ушей непрерывные увещевания бабушки, но это мне не очень удавалось. Потому я пощелкал языком, тихо-тихо посвистел сквозь зубы; я еще не кончил свистеть, как из-за угла дома пулей вылетел Плутон. Перекувыркнулся у моих ног, потом, словно мячик, высоко подпрыгнул несколько раз, залился лаем и вообще повел себя, как не положено нормальным собакам. Уж очень он радовался. Но едва мы подошли к лесу, как Плутон утих и, уткнув нос в вереск, помчался впереди меня. Да, день был прекрасный, не то в конце апреля, не то в начале мая, во всяком случае — весной; дрозды пели, самцы-фазаны кричали на свой лад, и на верхушках сосен уже показались первые, свежезеленые весенние побеги. Я бежал и бежал все дальше в лес, я забыл, что мне, собственно, нужно делать уроки, но ведь мама придет с работы только около пяти, а отец еще позже, значит, у меня еще было много времени.