Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Ночь была лунной, мы все отступали и отступали, двигались, будто призраки, а по пятам за нами следовали передовые части Красной Армии. Они не давали майору времени для осуществления задуманных планов. Он пытался внести хоть какой-нибудь порядок в отступление своего полка. Больше всего его раздражала полная неосведомленность относительно того, что же сталось с дивизией и что творится на левом фланге. Ротман предпринимал отчаянные попытки восстановить связь. Все тщетно. Наш фронт был прорван по центру. На рассвете Ротман отдал приказ наступать в направлении левого фланга. Цель: любой ценой соединиться с соседней частью. Каждый шаг нам давался с трудом. Через пять километров наша контратака окончательно захлебнулась. Потрепали нас изрядно, треть живой силы мы потеряли на просеке, да и во время отступления тоже были потери. Весь этот день мы отступали беспрерывно. Офицерам приходилось зорко следить за тем, чтобы по пути мы не выбрасывали ничего тяжелого, например, минометных стволов, плит или амуниции к гранатометам.

Ночью противник прекратил преследование: мы выходили на оперативный простор. Перед рассветом мы остановились. Волнистая, с пологими холмами местность раскинулась вокруг. Леса перемежались лугами, угрюмый ельник сменился лиственным лесом, но листья уже облетели. Деревья стояли сиротливо и не закрывали видимости. Для раненого хищника, который готовится к своему последнему бою, это было не самое лучшее место.

Солдаты начали окапываться. Из гор нас вышвырнули, и мы судорожно цеплялись за предгорье.

Ротман опять принялся объезжать фронт. Теперь фронт стал гораздо короче. Собственно, это был скорее очаг сопротивления. Мой гнедой жеребец понуро плелся за Гермой — вот так же уныло денно и нощно плелся и я вслед за Ротманом. Дьявольщина, ведь должен же человек когда-то спать! Ничего, скоро мы все уснем.

В этой обстановке Ротману вдруг, захотелось узнать, как солдаты и офицеры подчиненного ему полка поведут себя в такой неразберихе. Отрезанные даже от дивизии, которой, верно, уже и не существовало вовсе, они теперь могли полагаться только на себя. Утром, объявляя приказ перед строем полка, он сказал: «Мы окопаемся по полукругу на откосах вот этих двух холмов. Если будет необходимость, займем круговую оборону. По ходу дела вон в ту деревню, за холмом, вышлем дозорных. Они должны выяснить, нет ли в деревне партизан и можно ли ее использовать как объект прикрытия на случай, если нам снова придется отступить. А пока мы должны держаться!»

Держаться! Опять оно, это неотвязное, ненавистное, самое что ни на есть распроклятое слово! И на этот раз его произнес майор Ротман, который сам это слово ненавидел и страшился его. Держаться — сколько же можно?

Наш командный пункт расположился за редкой дубовой рощицей, деревня осталась в тылу. Вернувшиеся к полудню дозорные донесли, что в деревне стоит батарея из пяти шестиствольных минометов. Ротман тут же ухватился за это известие как утопающий за соломинку. Не медля ни секунды, он помчался в деревню. Старший вахмистр, командовавший батареей, обещал поддержку огнем, если Ротман даст ему два взвода пехоты для прикрытия. Жители деревни разбежались по окрестным лесам; кое у кого было оружие. Минометчики чувствовали себя неуверенно. Ротман глаз не мог оторвать от сочлененных в единое целое минометных стволов: для себя он уже все решил. Кроме этой батареи, поблизости не было ни одной нашей части, только далеко на юге к линии железной дороги стекались наши разбитые соединения — об этом нам сказал старший вахмистр. У Ротмана — теперь он был сам себе начальник — была не только спасительная соломинка, он видел перед собой задачу прикрыть с севера наши отступающие части. А полк пусть погибает. С юга ему никто помогать не станет, Ротману даже спасибо не скажут, да никто и не узнает про его геройство. Но если у отступающих останется еще какое-то время для бегства, этим они, видите ли, будут обязаны Ротману. И зайди однажды речь о геройском поступке Ротмана — а это вряд ли могло когда-нибудь случиться, — они бы в лучшем случае многозначительно постучали пальцем по лбу. В те суровые времена — а таких времен мы раньше не знали — каждый был занят лишь самим собой. Наш полк стоял на краю пропасти, готовой вот-вот поглотить нас вместе с нашим обезумевшим командиром.

В деревне неожиданно раздались взрывы: бух-тррах, бух-тррах! Тяжелые гранатометы. Самих выстрелов почти не было слышно. «Назад, в полк! — скомандовал Ротман сам себе и вскочил в седло. — Не выдавайте пока что свою позицию, вахмистр! В крайнем случае я рассчитываю на вашу поддержку». Бух-тррах, бух-тррах! Мы поскакали.

Впереди снова началось что-то невообразимое. По пути нас обстреляли партизаны, притаившиеся в небольшой роще, довольно далеко от нас. Но Ротман к тому времени был уже в укрытии. Он поджидал меня в ложбине. «При случае мне надо будет приглядеть другую лошаденку», — обратился он ко мне и хохотнул, как будто удачно сострил.

До командного пункта мы добрались без приключений.