Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

«Не надо, Гельнер, не надо. Отставить доклад. Я уже в деревне обо всем догадался. Направьте в распоряжение старшего вахмистра два отделения. Пусть прикроет нас с тыла!»

К нам подскочил связной. «Противник вклинился в передний край обороны, наши отходят», — доложил он. «Что? — На висках у Ротмана опять вздулись вены. — Отходят? Вы, наверное, хотели сказать: бегут?»

Я едва поспевал за Ротманом — он несся как угорелый. Мы мчались, словно на карту была поставлена наша жизнь. С тех пор как майору захотелось голыми руками остановить лавину, мы все мчались и мчались куда-то.

Русские гранатометчики свое дело знали. Они уже давно перестали обстреливать наш передний край и перенесли огонь на тыловые позиции. Мы только что добрались сюда. Ротман прошел вперед. Я, как всегда, остался при лошадях. Из редколесья, где стояли обнаженные букв, в беспорядке выбегали солдаты. Майор бросился им наперерез и начал высматривать своих солдат. Ребята из нашего полка с перекошенными от страха лицами норовили не попасться ему на пути. Отводили глаза в сторону. И тут майор поднял пистолет. Сухо щелкнули два выстрела. Один из солдат повернулся, словно собираясь встать по стойке «смирно», и через секунду упал лицом наземь.

«Егеря охотиться должны…» — пришло мне на ум и с тех пор так и засело в голове. «Егеря охотиться должны», а Ротман уже ушел в укрытие и оттуда принялся отдавать приказы батальонам второго эшелона. Выбежав из лесу, солдаты делали еще три-четыре шага и тут натыкались взглядом на пулеметчиков — их же камрадов, которые стреляли короткими предупредительными очередями. Солдаты останавливались и с безнадежным отчаянием в глазах занимали оборону, дожидаясь своих врагов — русских.

Ротман еще раз взвесил положение. Гроза уже грохотала над нашими головами. Я чуть было не оглох от непрерывного гула разрывов. Гнедой жеребец — жалкое, измученное существо — дрожал всем телом. Я грубо понукал лошадей, стараясь заставить их лечь наземь. Вдруг совеем рядом будто полоснула молния, такая яркая, пронзительно светлая, что меня на секунду ослепило. Стало темно, потом перед глазами заплясали голубоватые круги. Когда зрение вернулось ко мне, я увидел, что мой гнедой жеребец корчится на земле. Напрасно я пытался угадать, где у него шея, а где голова. Слава богу, с Гермой ничего не случилось. Я заставил ее встать на ноги, потому что Ротман уже поспешал сюда. Казалось, он начисто забыл, что всего минуту назад уложил из пистолета одного из наших ребят. Он приказал мне: «Скачите в деревню, Отт, да смотрите, чтобы вас по пути не пришлепнуло. Передайте вахмистру — пусть открывает огонь, пусть палит изо всех стволов, иначе нам крышка. Скажите, что отходить мы будем через деревню!»

Но сам он уже ни на что не надеялся. Я поскакал. Я скакал на Герме, прекрасной лошади, которая уже не была прекрасной. Это было отощавшее, вконец заезженное, до невозможности замученное животное. В ней осталось только одно — готовность верно служить людям.

Я скакал низом, через ложбину. Каждый удар копыт уносил меня прочь от гиблого места, власть над которым была у этого дьявола, Ротмана. «Егеря охотиться должны…»

Я кричал, я был в бешенстве. И слишком поздно заметил натянутый над дорогой телефонный кабель — упругий, он хлестнул меня по лбу, потом, словно тетива, натянулся и вышвырнул меня из седла. В ту же секунду раздались выстрелы — опять стреляли партизаны. Герма, которой пуля угодила в заднюю ногу, продолжала бежать, потом поднялась на дыбы и бросилась назад. Я забрался в коричневую глубь листвы низкорослого дубняка. Какое-то время я не слышал абсолютно ничего. Лежал, словно парализованный. По лицу у меня текла теплая кровь, все больше крови, все больше. А потом в ушах опять зазвучало: «Егеря охотиться должны». А потом из деревни неожиданно ударили минометы и надо мной злобно прошипели снаряды. А потом в той стороне, откуда я прискакал, раздалось выкрикиваемое сотнями глоток русское «урра-а!». «Егеря охотиться должны…» И все опять потонуло в громе минометных разрывов. А потом снова послышалось победно нарастающее «урра-а!». Тут я вскочил на ноги и что было духу помчался прямиком к деревне. Я бежал с окровавленной головой, сердце бешено колотилось. «К черту! — кричал я на бегу. — Пора сматываться! Все кончено! Ротман убит! Ротман должен быть убит! Пока он жив, война не кончится. Он нас всех угробит».

У самой деревни уже шла перестрелка с партизанами. «Чего орешь без толку? — крикнул мне кто-то. — Заткнулся бы лучше!..» Он глянул на меня и чуть не сомлел с перепугу: «Это тебя лопатой, что ли, так зацепило, приятель?»

Помню, меня погрузили в машину, и мимо поплыли крыши деревенских домов. Минометная батарея смолкла, она свое отстреляла. Я еще раз приподнялся на локтях. Вдали двигались по направлению к какой-то деревне серовато-желтые точки, их было множество. Потом и они исчезли, я впал в забытье.