Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Рассмотрим несколько характерных эпизодов. На банкете, приуроченном к Новому, 1940 году, в Большом Кремлевском дворце Сталин подошел к солистке Большого театра Вере Давыдовой. Красивая, статная женщина, в этот вечер она выглядела очень эффектно — «в сильно открытом серебряном платье, с драгоценностями на шее и на руках, с дорогим палантином из чернобурых лисиц, наброшенным на плечи», свидетельствовал очевидец. То ли от справедливого гнева (в стране тракторов не хватает, а она алмазы на себя нацепила!), то ли от переполнявшей его скромности (сам всю жизнь почти в одном пальто проходил, ботинки до дыр заносил — хоронить не в чем было), то ли от ущербного желания унизить неподвластную ему женщину, вождь решил публично оценить ее внешний вид: «Зачем вы так пышно одеваетесь? Неужели вам не кажется безвкусным ваше платье? Вам надо быть скромнее. Надо меньше думать о платьях и больше работать над собой, над вашим голосом. Берите пример вот с нее», — указав на другую певицу и солистку Большого театра Наталью Шпиллер: «Вот она не думает о своих туалетах так много, как вы, а думает о своем искусстве. И какие она сделала большие успехи. Как хорошо стала петь!»

Описанный скрипачом Юрием Елагиным случай, получивший большую известность в творческих кругах, дал богатую почву для всякого рода подозрений об истинных причинах, заставивших Сталина при всех так обидеть Давыдову. Поговаривали и о личной симпатии Иосифа Виссарионовича к гордой певице, не ответившей взаимностью кремлевскому горцу по той причине, что «у меня у самой муж грузин». Что же касается Натальи Шпиллер, то она рассказывала о ночных вызовах на концерты — своего рода элитарные квартирники, где ее ждали пьяные члены политбюро, жаждавшие услышать в исполнении замечательной певицы русские народные песни. Удовлетворив эстетические запросы вождей, под утро Шпиллер возвращалась домой. А ведь и Шпиллер, и Давыдова — не только профессиональные певицы, имеющие за плечами многолетний опыт учебы в консерватории и выступления на сцене. Мог ли Сталин вообще понимать, кто «хорошо» поет, а кто нет? «У вас нет школы», — сказал он Вере Давыдовой, а у него самого хоть одна школа была? Впрочем, ни Шпиллер, ни Давыдова так и не стали народными артистками СССР.

Интересную историю рассказывал Самуил Самосуд. Однажды во время антракта оперы «Иван Сусанин» Сталин, вызвав дирижера к себе в ложу, упрекнул его: «Товарищ Самосуд, что-то сегодня у вас спектакль без бемолей!» Находившиеся рядом соратники вождя подтвердили Самосуду, мол, действительно, не хватает бемолей нынче! Дирижер собрался с мыслями (и с вещами тоже): «Спасибо за замечание, товарищ Сталин, исправимся!»

Галина Вишневская пела Татьяну в «Евгении Онегине». Согласно пушкинской драматургии Татьяна предстает перед Онегиным утром «неубрана, бледна». То есть она недавно проснулась, «письмо какое-то читает», одета под стать моменту — в легком утреннем платье. Сталин, увидев эту сцену, возмутился: «Как женщина может появиться перед мужчиной в таком виде? Скромнее надо быть, товарищи». После замечания вождя Татьяну переодели и причесали, как на бал, — в вишневое бархатное платье. Исправились. Так с тех пор и пели.

Превращение Большого театра (как и прочих) в большую коробку с марионетками доставляло советским вождям не только эстетическое наслаждение, но и какое-то неведомое нам, простым смертным, извращенное удовольствие. Наградив всех, но по-разному, в Кремле решили посмотреть на их реакцию — как академик Иван Павлов, который ставил опыты над своей собакой. 3 июня 1937 года на стол Молотова легло следующее «Спецсообщение Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР о реакции артистов Большого театра на награждение их орденами и присвоение почетных званий», в котором говорилось:

«Опубликованное постановление правительства о награждении Государственного академического театра СССР орденом Ленина и многих работников орденами и званиями вызвало всеобщий подъем. Зафиксированы следующие высказывания:

Озеров, народный артист РСФСР: “В последнее время мне не давали работы. Я восторгаюсь подобным отношением правительства ко мне. Меня сильно подняли. У меня появились новые свежие силы для дальнейшей плодотворной работы”.

Голованов, заслуженный деятель искусств: “Удивляюсь получению ордена Трудового Красного Знамени. Боюсь, что это ошибка, смешанная с фамилией Головина, которого в списке награжденных нет. Если же ошибки не произошло, то расцениваю эту награду как самую высокую из всего коллектива, ибо считал себя в опале”.

Рабинович, заслуженный деятель искусств, художник: “Невыразимо счастлив, особенно тем, что и первая и вторая награды связаны с моей работой в Большом театре, хотя я никогда постоянным работником театра не был. Я не мыслю свое существование без Большого театра”.

Мелик-Пашаев, дирижер ГАБТа, заслуженный деятель искусств: “Нет границ моему счастью. Я передать свой восторг не в состоянии. Я счастлив еще потому, что Небольсин (дирижер ГАБТа) получил меньше моего”.