И все же Хромченко было за что благодарить родную партию, правительство и лично товарища Сталина: «Автомобиль у меня появился, не со дня рождения, но первый “Москвич” я получил буквально из рук Сталина: вождь распорядился выдать десять автомашин артистам Большого, и мне в том числе». Правда, затем пришлось сталинский подарок продать, чтобы купить кооперативную квартиру. То есть квартиру от театра ему не дали. Зато, как вспоминает сын певца Матвей Хромченко, ему разрешили для того времени невиданное: «Прописать в Москве бабушку и сестру с племянницей, а когда бабушка умерла, в ячейке Донского колумбария перезахоронить и прах умершего в Киеве дедушки», а еще дозволяли «снимать дачу в поселке рядом с “режимной”, то есть опекаемой энкавэдэшниками Барвихой». Кроме того, сына приняли в спецшколу, где учились дети членов политбюро. Разве плохо? Особенно про дедушкин колумбарий. А вот детей Шаляпина в Пушкинский лицей не приняли!
Ну и, наконец, совсем фантастика. Когда Сталин разрешил главному раввину Москвы Якову Фишману провести в марте 1945 года в синагоге на улице Архипова[61]
утреннюю молитву, то среди прихожан были замечены солисты Большого театра Марк Рейзен и Соломон Хромченко, за что им ничего не было по партийной линии. А с какой стати, спрашивается, было дано высочайшее соизволение на еврейский праздник? Оказывается, молитва сопровождалась сбором народных средств в Фонд восстановления народного хозяйства. Собрали сотни тысяч рублей. И хорошо.Случалось, что неизбалованные певцы второго и третьего эшелона воспринимали каждую награду как «Золотую Звезду» Героя Соцтруда. Был у Хромченко друг — баритон Петр Иванович Селиванов (после выхода на пенсию в 1959 году он пошел преподавать в Гнесинку, где воспитал прекрасную смену — Льва Лещенко и Владимира Винокура). Первое звание «заслуженный артист» Селиванов получил вместе с Хромченко в 1947 году: «На радостях друзья приняли на грудь с избытком — в госпиталях не страдали от отсутствия спирта… — и пошли домой по аллее вдоль Ленинградского проспекта, горланя все, что вспоминалось, и никакой тебе простуды! Много лет позже я оказался за столом с молодыми тенорами ГАБТа, сменившими отправленную на пенсию гвардию. Меня, привыкшего к отцовской аскезе, поразило ими выпитое и выкуренное, а когда они по просьбе хозяйки еще и запели, я не выдержал: хотя бы горло поберегите! Да ладно, они отмахнулись, петь столько, сколько твой папаша, никто из нас не сможет, а на наш век голоса хватит…»
Петр Селиванов получил звание народного артиста РСФСР в 1951 году — он же не Маркович! — но однажды это вышло ему боком. Случилось это во время исполнения оперы «Пиковая дама», где Селиванов пел Елецкого. Как и положено, он вышел во втором акте с арией «Я вас люблю, люблю безмерно, без вас не мыслю дня прожить». А петь не может: голос враз пропал оттого, что певец почти рядом с собой увидел… Сталина, сидевшего в ложе (кстати, текст арии очень подходил к вождю, в любви к которому распинались все кому не лень). Страх сделал свое дело. А оркестр уже вступил. И пришлось Селиванову всю арию декламировать под музыку, что не ушло от внимания зрителей, самый важный из которых вызвал немедля к себе директора театра:
— Кто поет сегодня князя Елецкого?
— Артист Селиванов, товарищ Сталин.
— А какое звание имеет артист Селиванов?
— Народный артист РСФСР.
— Какой добрый русский народ!..
На другой день, как вспоминала Вишневская, «вся Москва повторяла в умилении и восторге “гениальную” остроту вождя и учителя. А мы, артисты, были переполнены чувством любви и благодарности за великую доброту и человечность нашего Хозяина. Ведь мог бы выгнать из театра провинившегося, а он изволил только засмеяться, наш благодетель!».
Во все времена в актерской среде звания ценились. Некоторые артисты так переживали отсутствие очередного звания, что падали в обморок прямо на сцене. Так случилось с солисткой оперы Татьяной Талахадзе, не нашедшей своего имени в списке награжденных к юбилею театра в 1951 году. Туго шло дело с получением первого звания у Плисецкой: комитет комсомола театра возражал (слишком много родственников за границей и в тюрьме), но поскольку ее имя упоминалось в официальных новостях ТАСС, где перечислялись участники концерта к семидесятилетию Сталина в Большом театре в декабре 1949 года, то звание «заслуженная артистка РСФСР» ей все же дали. Так считала сама балерина, но была не права.