Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Самый яркий пример непартийного отношения к делу демонстрировал «высокоуважаемый товарищ» Козловский, отказавшийся выступить перед орденоносцами-преподавателями Военной академии им. М. В. Фрунзе в их профессиональный праздник 23 февраля 1946 года: «Если бы он отказался заранее, в этом было бы полбеды. Но получилось так, что за 10 минут до начала спектакля пришлось вызывать Хромченко. Накануне Хромченко выступил на концерте, посвященном Красной Армии, вернулся в 4 часа утра, а в 12 ему пришлось петь Ленского в “Онегине”. Этот факт циничного отношения И. С. Козловского к нам, работникам театра и представителям Красной Армии, не был обсужден у нас в коллективе, а он многому бы научил». Но эти призывы ни к чему не привели, может быть, потому, что до 1917 года с зарвавшимися певцами как-то справлялись и без парткома. Другими методами.

Поведение разгоношившегося Козловского, блиставшего своим отсутствием, настолько характерно для заевшейся (в «Национале») группы народных артистов СССР, что на его примере можно было бы воспитывать провинившуюся творческую молодежь. Но, быть может, и у «первачей» были свои доводы и дело не в элементарной лени? Неожиданную поддержку в данном вопросе им оказала Галина Вишневская, мнение которой также заслуживает внимания: «В Большом театре разница в оплате между поющим маленькие партии певцом и самым первым солистом небольшая — приблизительно вполовину, так же, как и норма спектаклей. К примеру, артист, поющий партию Отелло, должен за 550 рублей в месяц петь шесть раз, а певица, поющая в той же опере служанку Эмилию, партия которой заключается в нескольких фразах, споет за 250 рублей десять спектаклей. Все понимают, что это несправедливо, но единственный способ увеличения зарплаты ведущие солисты видят для себя лишь в том, чтобы за те же деньги как можно реже выходить на сцену, вместо шести спектаклей поют два, максимум три раза в месяц. То же самое впоследствии делала и я».

Прима Большого театра не скрывала механизм вполне законного ничегонеделания — это было очень просто, достаточно лишь было пойти в поликлинику театра и взять бюллетень. «Никакой врач не откажет, не возьмет на себя ответственность, если знаменитая певица заявляет, что у нее не звучит голос и петь она не может», — признавалась незабвенная Галина Павловна уже в более позднюю эпоху, нравы которой остались прежними.

При Сталине частые болезни Ивана Козловского были вызваны тем, что запланированный визит вождя в театр внезапно отменялся. Сталина понять можно — то Мао Цзэдун в гости приехал, то Ким Ир Сен. А у Козловского-то какие важные государственные дела? Разве что в церковь сходить в Брюсовом переулке, свечку поставить и записочку подать о здравии родного Иосифа Виссарионовича. Неудивительно, что в Большом театре певцы второго эшелона — заслуженные артисты — должны были всегда быть наготове. Где бы они ни находились — дома ли, в гостях, — они должны были всегда оставлять в канцелярии свои телефоны и адреса, чтобы, сидя как на иголках, немедля примчаться в театр заменять «заболевшего» премьера, причем здоровыми и трезвыми.

Иван Петров рассказывает о постановке «Фауста» в 1949 году, когда Мелик-Пашаев попросил его отдать первые два премьерных спектакля Александру Пирогову, на что молодой певец ответил: «Какое может быть сомнение? Я могу выступить в любом по счету спектакле. Моя задача — спеть хорошо!» Все бы так. О необходимости срочной замены, как правило, сообщали телефонным звонком из репертуарной части, но иногда и сам заболевший исполнитель мог попросить сменщика. Максим Дормидонтович Михайлов переживал, когда по состоянию здоровья не мог выступить в спектакле, объявленном в афише, но бывало это нечасто. Певец знал свои, только ему помогающие рецепты настройки голоса, например соленый огурец, которым он закусывал перед исполнением важной партии. На редкость душевный человек, однажды он должен был петь Варяжского гостя в утреннем спектакле «Садко» для воинов Советской армии. Но случилось непредвиденное. Он жил на улице Горького, 18, шел как-то домой, по пути заглянул в Елисеевский магазин, а там консервы китайские продают. Он и купил пару банок на пробу. И так ему понравилось, что дома он сразу съел всю банку целиком, а утром встал — голос осип! И огурцы не помогли.