Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Асаф Мессерер скончался в 1992 году в Москве, а вот его сестра нашла последнее пристанище на чужбине — в Лондоне, в 2004 году. Ей было 95 лет. Еще в 1980 году во время японских гастролей она попросила политического убежища в посольстве Великобритании. На берега Туманного Альбиона балерина затем и отправилась вместе с сыном Михаилом, танцевавшим в Большом с 1969 года. Через много лет уже другие брат и сестра — Илзе и Андрис Лиепа — также будут выступать вместе на сцене Большого, но так много совместных работ, как у Асафа и Миты (танцевавших почти весь репертуар театра), у них не будет. И в этом уникальность творческого союза Мессереров.

Рядом с Поленовом находился пионерский лагерь, где после войны устроилась работать сестра Асафа и Суламифи Рахиль — вернувшаяся из заключения мать Майи Плисецкой. В пионерском лагере жили братья Майи. Примечательно, что арестовали Рахиль в марте 1938 года в тот самый день, когда она собралась идти с детьми в Большой театр на балет «Спящая красавица», где танцевали Асаф и Суламифь. Перед тем как ее увезли на черном воронке, она успела сказать детям — Майе и Алику, чтобы они пошли в служебный 16-й подъезд Большого театра и вызвали дядю и тетю, передав им цветы. Дети так и сделали, сказав, что мама не придет — ее экстренно вызвали к мужу на Шпицберген. Само собой, и Асаф и Суламифь все поняли сразу, ибо муж Рахили уже сидел на Лубянке (до 1937 года он управлял угольными рудниками на Шпицбергене). «Как я танцевала, не помню. Помню только, брат нашептывал при поддержке: держись, держись, ничего такого, может, не случилось», — вспоминала Суламифь. С этого дня Майя стала жить у нее, а Алик у Асафа.

У Плисецкой был еще один брат, младший, Азарий. Его арестовали вместе с матерью, когда ему не исполнилось и года. Его раннее детство прошло не в яслях, а в Бутырской тюрьме и печально знаменитом «Алжире» (Акмолинском лагере жен изменников Родины). Он также жил в Поленове после войны. Азарий вспоминал необычные развлечения детей артистов Большого театра, однажды организовавших заплыв наперегонки с призовым фондом в виде стакана водки: «Стакан поставили на стол, а сам стол вынесли на мелководье. Кто первый доплывет до стола — выпивает водку. Дали старт. Борис, которому тогда исполнилось четырнадцать лет, очень здорово плавал кролем. Он-то и одержал победу. Первым приплыл к финишу, взобрался на стол, схватил стакан и, разом опрокинув в себя содержимое, свалился в воду. Я страшно гордился им».

Азарий окончил Московское хореографическое училище в 1956 году, но в Большой его сразу не взяли, поскольку с Плисецкими и Мессерерами там был явный перебор (да, уважаемый читатель, и такое бывало!). Лишь через год перед ним открылись двери «семейного» театра, однако он много работал и за границей, в частности на Кубе, где товарищ Фидель Кастро мог лицезреть его в качестве одного из любимых партнеров прима-балерины Алисии Алонсо. Кубинские балетоманы до сих пор молятся на него. Отношения с Майей были у него сложные, в частности из-за гаража на улице Горького, который они никак не могли поделить (ничто человеческое балетным звездам не чуждо!). Но в конце ее жизни все как-то устаканилось.

Первые годы артисты, приезжавшие в Поленово, жили непосредственно в бывшем доме художника Василия Дмитриевича Поленова, который, как можно догадаться, создавая свое семейное гнездо, никак не мог рассчитывать на такую честь — принимать у себя на отдых Большой театр в лице Барсовой, Рейзена, Пирогова, Ханаева и многих других. Но думается, что для самих артистов было престижно обретаться именно в этом месте и в этом доме, учитывая его известность и значение в художественной жизни России. Наследники художника решили в 1932 году сдать дом в аренду театру, дабы получить хоть какие-то средства на содержание усадьбы. Заключили контракт на пять лет, Поленовы оставили для себя несколько комнат для проживания. Отношения между домом отдыха и семьей Поленовых складывались непросто, а порой и враждебно. Сына художника — Дмитрия Васильевича и его жену арестовали в 1937 году, а музей приговорили к расформированию. Лишь столетие Василия Поленова в 1944 году, широко отмеченное советским правительством, позволило арестованным родственникам художника обрести свободу, вернувшись в усадьбу. Больше Большой театр на поленовские пенаты не посягал.