Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Вот такая, понимаете, бытовая подробность из повседневной жизни дома отдыха, в каком-то смысле отражающая близость к народу артистов прославленной труппы. С другой стороны, эта самая проволока есть не что иное, как олицетворение зависимости советского искусства от власти: как только его жрецы позволяют себе слишком много, их немедля одернут сверху, а то и придавят на время гирей — в переносном, конечно, смысле.

Великих балерин Большого театра простейшая система канализации дома отдыха совершенно не смущала. Самая великая — Галина Уланова — также любила бывать в «Серебряном бору». Случайная встреча с ней на тропинке оставалась в памяти счастливчиков на всю оставшуюся жизнь, словно находка большущего подосиновика или выловленная щука-гигант. Скрипач Артур Штильман свидетельствует: «Как-то в начале 70-х я приехал в “Серебряный бор” на два дня со своим сыном, которому тогда было четыре года. Выйдя во двор после завтрака, я увидел недалеко на аллее шедшую навстречу нам Галину Сергеевну Уланову. Я быстро проинструктировал сына, который любил иногда при встрече со знакомыми или незнакомыми придумывать свои рифмы на их вопросы, что навстречу нам идет великая балерина Уланова и что он должен вести себя как полагается. С Галиной Сергеевной мы поздоровались со всем возможным почтением. Она спросила у сына, сколько ему лет и собирается ли он тоже стать в будущем музыкантом… Мы пожелали ей приятного отдыха и попрощались. Меня поразила ее простота и то, как она заговорила с нами. Сколько приходилось встречать знаменитостей, к которым было страшно подойти, в буквальном смысле слова!»

Галина Сергеевна не только отдыхала в «Серебряном бору», но и занималась с учениками. Когда в конце 1960-х годов в Москве решено было провести первый Международный конкурс артистов балета (по аналогии с конкурсом Чайковского), Уланова с Мариной Семеновой готовили в доме отдыха советских участников. Отбор был серьезный — чтобы попасть в Серебряный Бор, талантливой молодежи требовалось победить сначала на всесоюзном балетном смотре. Затем уже из этой группы выбирали самых достойных. Проводился международный конкурс каждые четыре года в Большом театре. Самое забавное, что, как и на первом конкурсе Чайковского, жюри (во главе с Улановой) решило присудить первую премию иностранцам — французской балетной паре. Министр культуры Фурцева потребовала от Улановой изменить ее выбор и отдать первый приз советским артистам. Уланова упорствовала. И тогда Фурцева распорядилась дать две первые премии. Неудивительно, что, начиная со второго конкурса, жюри возглавлял Юрий Григорович.

А вот и еще одна непременная фигура на аллеях Серебряного Бора — Елизавета Павловна Гердт, балерина императорских театров и ходячая энциклопедия русской хореографии. Никакого отношения к актеру Зиновию Гердту она не имеет, правильнее будет сказать, что это он имеет к ней отношение — в 1930-х годах остроумный драматург Алексей Арбузов посоветовал уроженцу белорусского местечка Себеж Залману Храпиновичу взять в качестве псевдонима фамилию известной русской балерины. Так и появился Зиновий Гердт. Почему именно на эту фамилию пал выбор? А чтобы никто не догадался.

Елизавета Павловна, как и положено балерине, прожила длинную жизнь — 84 года, родилась она в 1891 году, когда на сцене Мариинки блистал ее отец — заслуженный артист императорских театров Павел Гердт (он имел немецкие корни). Пойдя по его стопам, она также добилась признания как одна из лучших балерин своего времени, свято хранящая традиции Мариуса Петипа. Училась у Михаила Фокина, а в 1908 году стала танцевать на сцене Мариинки, исполнив почти весь классический репертуар. После октябрьского переворота ей бы уехать вслед за Анной Павловой, Тамарой Карсавиной и Матильдой Кшесинской. А она осталась, создав некий прецедент, причина которого не была понятна и через полвека. На вопрос «Почему?», Гердт отвечала с юмором: «У Зилоти в санях мне не хватило места»[71]. И понимай, как хочешь, ведь на европейских сценах после 1917 года места хватило бы всем. Зато в СССР в 1951 году ее удостоили звания заслуженного деятеля искусств РСФСР. И то неплохо. А с Карсавиной, что жила в Лондоне, они переписывались.

Приезд Елизаветы Гердт в дом отдыха словно возвращал «Сербор» в те благословенные времена, когда он служил местом отдыха великого князя Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Федоровны, сестры российской императрицы. И в старости потомственная балерина не уступала в стати своим молоденьким ученицам. «Она была значительно старше всех, — вспоминает Тимофей Докшицер, — и рассказывала о Феликсе Юсупове или великих князьях так, как будто накануне пила с ними чай. Красивая какой-то изысканной фарфоровой красотой, она всегда являла собой образец элегантности. Артистки балета приезжали к ней и летом, чтобы не прерывать надолго занятий, которые Елизавета Павловна вела в театре». Среди других героев ее рассказов — Рахманинов, Глазунов, Куприн, Блок, Коровин.