Читаем Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства полностью

Зато носили шапки из дорогого привезенного сукна или бархата с околышком из меха куницы, лисицы или соболя. Старшина предпочитала шапки с эффектным разрезом сбоку. Гетманы обычно носили невысокие шапки, обрамленные дорогим мехом (соболь, лиса), с двумя перьями цапли (по польской моде), часто прикрепленными богатой брошью. Например, у сына П. Полуботка имелась соболья шапка с суконным зеленым верхом[441], у И. Самойловича – шапка, опушенная соболем[442], у бунчукового товарища Г. Фридрикевича – шапки лисьи, выдровые, бархатные[443]. Бывали у старшины и золотом шитые рукавицы[444].

Надо сказать, что щегольскую одежду носили далеко не только гетманы и старшина (причем никакой разницы между ними не видно и на портретах). Например, сохранилось описание одежды учителя сыновей гетмана И. Самойловича. Скорее всего, это был выпускник Киево-Могилянской академии, но не духовного сана. Он носил жупан из зеленого атласа, верхнюю одежду (кунтуш или делию) из красного шелка, отделанную куньим мехом, шапку из красного бархата и соболя[445]

.

Женская мода тоже значительно отличалась от западноевропейской и была приближена к польской. Носили саяны – юбки из объяра с золотыми или серебряными цветами либо из цветной камки. Бестрог – род корсета без рукавов из объяра, камки, бархата. Иногда это заменялось платьем с глубоким вырезом, из-под которого была видна расшитая рубаха (жемчугом и золотом). А поверх, как и у мужчин, надевался – кунтуш[446]. Кунтуши были летние и теплые (в русских описях их именуют летником и телогреей).

Кунтуши шили из атласа, штофа, парчи, объяра. Малиновый, зеленый, кропивный, красный, вишневый, темно-песочный, темно-голубой, лимонный, темно-зеленый, алый, «травы золотые», «дымчатый»[447]. В швы вставлялся бархат с золотым и серебряным шитьем. Подбивали (т.е. подкладку делали) из киндяка[448]. Теплые кунтуши шили из бархата, отделывали западным золотым и серебряным кружевом, утепляли мехом рыси, белки, соболя, песцов.

Уникальная коллекция женской одежды описана в приданом дочери гетмана И. Самойловича. В буйстве красок, тканей, мехов и всевозможных отделках ярко проявляются предпочтения украинских модниц 80-х годов XVII века[449]. Дополняющими деталями к туалету служили персидские платки, накидки, шитые золотом и серебром, шелковые платки[450]

.

Зимой женщины носили шубы. Чем богаче была пани, тем более дорогой мех она предпочитала. У жены гетмана И. Самойловича мы встречаем кунтуш соболий[451]. Сосланная в Сибирь жена гетмана И. Многогрешного взяла с собой шубу лисью под сукном малиновым[452]. Дочь И. Самойловича имела шубу белую, камчатую, опушенную бобром, шубу атлабасную золотую на меху «хребтовом собольем» и шубу объяра красного на «горностаевом меху» [453]. Разумеется, все они были богато украшены драгоценными пуговицами.

Дети элиты также носили дорогую одежду. Им шили специальные рубашки, встречаем маленькие бархатные сапожки, детские штанишки, чулки[454].

В гетманской Украине элита любила себя украшать. Несмотря на военизированный образ жизни, украшениями не пренебрегали и мужчины, в чем явно было влияние западного барокко. У старшин мы встречаем перстни с сапфирами, алмазами, осыпанные алмазными искрами. Аметистовый перстень с резной печатью, перстни с финифтью (в том числе – с черной). Встречались кольца с изумрудами и «камнем вишневым[455]

»[456]. У мужчин встречаются уже карманные часы. Например, у полковника Миклашевского имелись золотые карманные часы (которые он купил у стародубского купца)[457]. Трое часов были у С. Палия[458]. У Самойловича были «двои часы малые» в серебряном корпусе[459].

Но самыми распространенными украшениями были запонки, пуговицы и застежки одежды (кунтушов и делий). Встречаем запонки серебряные с камешками[460]

. Застежки «золотые с финифтью, на ней 4 алмазных искр, в середине яхонт[461] красный, яхонтовых красных искр 36, изумрудных искр 12»[462].

Не были простыми и женские нательные кресты – встречаем серебряные и золотые с алмазными искрами, яхонтовыми (рубиновыми) камнями[463]. Мужские кресты – серебряные (до 50 мм в длину, украшенные насечками, гравировками, чаще всего – латинский крест иногда с линейно расширенными балками)[464].

Имелись и фамильные драгоценности, например семейной реликвией Чернышей был «материнский перстень с брильянтами на подобие сердца сделанный»[465]. У супруги гетмана Д. Апостола в гробу был надет золотой перстень, под орнаментом которого были сплетенные в косичку волосы (возможно, память о муже или о ком-нибудь из детей)[466].

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное