Наконец, если предположить, что источником социальной эволюции и вправду является психическая конституция человека, непонятно, как все могло бы происходить. Придется допустить, что движителем эволюции послужила какая-то пружина, таящаяся внутри человеческой природы. Но что это за пружина? Не тот ли род инстинкта, о котором говорит Конт и который побуждает человека все далее и далее реализовывать свою природу? Однако тем самым мы отвечаем вопросом на вопрос и пытаемся объяснять прогресс врожденным стремлением к прогрессу (это сугубо метафизическая сущность, ничем и никак не доказанная). Животные, даже наиболее развитые, не испытывают никакой потребности в прогрессе, и даже среди человеческих обществ много таких, которые довольствуются бесконечно долгой неподвижностью. Быть может, как полагает Спенсер, у людей имеется потребность в стремлении к счастью, которой суждено удовлетворяться более и более сложными формами цивилизации? Тогда следовало бы доказать, что счастье возрастает вместе с цивилизацией, а мы в другом месте перечислили все трудности, проистекающие из такой гипотезы[101]
. Кроме того, если даже согласиться с каким-то из этих постулатов, историческое развитие не станет понятнее, ибо подобное объяснение будет чисто телеологическим. Выше мы указали, что социальные факты, как и все естественные явления, не объясняются, если демонстрируется, что они служат какой-то цели. Наглядно доказав, что все более совершенные социальные организации, последовательно сменявшие друг друга в истории, имели своим следствием все более полное удовлетворение тех или иных основных людских склонностей, мы вовсе не срываем покров тайны с источника их появления. То обстоятельство, что они были полезны, ничего не говорит нам о том, что их породило. Можно даже постичь, каким образом мы дошли до представления о них, каким образом заранее решили бы, чего от них ожидать – а это трудная задача, – но наши устремления, предмет такой социальной организации, не в состоянии сотворить их из ничего. Если коротко, признавая, что они суть способы приближения к объектам, существующим в нашем разуме, мы все же оставляем открытым вопрос: как, то есть из чего и посредством чего, образовались эти способы?В ходе рассуждений мы пришли к следующему правилу: