Правила социологического метода

Вот почему в действительности число причинных отношений, установленных социологами, столь незначительно. За немногими исключениями, наиболее ярким примером которых является Монтескье[105], прежняя философия истории норовила только постигать общее направление движения человечества и не пыталась связать стадии этого развития с какими-либо сопутствующими условиями. Сколь ни велики заслуги Конта перед социальной философией, его рассуждения о социологической проблематике ничем не отличаются от рассуждений предшественников. Потому его знаменитый закон трех стадий

[106] не выражает никакой причинной связи. Даже будь его закон верен, это все же чистый эмпиризм (иного не дано). Это обобщенный взгляд на минувшую историю человечества. Совершенно произвольно Конт считает третью стадию конечным состоянием рода людского. Откуда мы знаем, что в будущем не возникнет нового состояния? А закон, господствующий в социологии Спенсера, носит, по-видимому, тот же характер. Даже если верно, что ныне мы склонны искать счастья в промышленной цивилизации, ничто не убеждает, что позднее мы не захотим искать его в чем-нибудь другом. Распространенность и устойчивость данного метода объясняются тем, что очень часто в социальной среде усматривают средство достижения прогресса, а не определяющую его причину.

Помимо этого отношением к той же среде должна измеряться и утилитарная ценность, или, как мы ее назвали, функция социальных явлений. Среди изменений, обусловленных средой, полезны лишь те, которые гармонируют с текущим состоянием общества, так как среда является необходимым условием коллективного существования. Опять-таки, с изложенной выше точки зрения этот взгляд, думается, будет основополагающим, потому что он один объясняет, каким образом полезный характер социальных явлений может меняться вне зависимости от произвольных факторов. Конечно, если воображать, что социальная эволюция движима неким vis a tergo[107]

, который гонит человечество вперед, то, раз динамическое стремление может иметь единственную цель, возможна лишь одна отправная точка для определения полезности или вредности социальных явлений. Отсюда следует, что существует и может существовать единственный тип социальной организации, вполне пригодный для человечества, и что различные исторические общества суть лишь последовательные приближения к этому единственному образцу. Нет необходимости доказывать, насколько подобное упрощение несовместимо с признанными ныне разнообразием и сложностью социальных форм. Если, с другой стороны, пригодность или непригодность институтов можно устанавливать только по отношению к данной среде, то, поскольку эти среды различны, существуют различные отправные точки для оценки и, следовательно, различные типы, которые качественно отличаются друг от друга, но одинаково укоренены в природе социальных сред.

Вопрос, который мы выше рассматривали, тесно связан поэтому с составлением социальных типов. Если существуют социальные виды, это значит, что коллективная жизнь зависит прежде всего от сопутствующих условий, отражающих известное разнообразие. Если, напротив, главные причины социальных явлений остаются в прошлом, то каждый народ должен быть всего-навсего продолжением народа предшествующего, а различные общества должны утратить свою индивидуальность и сделаться моментальными слепками одного и того же развития. При этом, поскольку организация социальной среды зависит от способа образования социальных агрегатов (оба эти определения, в сущности, синонимичны), то у нас имеется доказательство того, что нет признаков более существенных, чем указанные нами в качестве оснований социологической классификации.

Наконец теперь яснее, чем прежде, мы понимаем, сколь несправедливо было бы опираться на выражения «внешние условия» и «среда» в осуждении нашего метода под тем предлогом, что он ищет источники жизни вне живого. Совсем наоборот, все только что приведенные соображения сводятся к идее, что причины социальных явлений находятся внутри общества. В стремлении объяснять внутреннее внешним можно было бы, скорее, упрекнуть ту теорию, которая выводит общество из индивидуального, потому что она объясняет социальное бытие чем-то отличным от него, пытается вывести целое из части. Изложенные принципы настолько далеки от непризнания самопроизвольного характера жизни, что, если применить их к биологии и психологии, придется признать, что индивидуальная жизнь тоже творится всецело внутри индивида.

IV

Из набора только что выведенных правил вытекает определенное представление об обществе и коллективной жизни.

Здесь имеются две противоположные теории.