Правила социологического метода

В завершение Дюркгейм добавляет, что считает нужным уточнить: по его мнению, полезность указанных исследований вряд ли понизится, уменьшится в будущем. Так называемые низшие общества представляют для социолога особый интерес: все социальные формы, которые возможно наблюдать в более организованных и сложных обществах, обнаруживаются в низших формах в состоянии взаимопроникновения, каковое наглядно показывает их единство. Более того, функционирование более развитых обществ поддается осознанию, только когда мы осведомлены об организации менее развитых обществ.

Дискуссия об истории и социологии (1908)

Из журнала Bulletin de la Societe franraise de philosophie, 1908.

Дюркгейм: Мне немного неловко отвечать на выступление Сеньобоса[186]

, потому что я далеко не уверен, что сумел уловить нить его рассуждений. Прежде чем приводить собственные возражения, я хотел бы уточнить, признает ли докладчик реальность бессознательного. Лично мне его мнение на сей счет осталось непонятным.

Сеньобос: Полагаю, что среди известных нам явлений, безусловно, есть такие (например, физиологические явления, скажем, пищеварение), которые носят спонтанный характер и, несомненно, оказывают причинное влияние, но суть этого влияния нам неведома.

Дюркгейм: В своем докладе Сеньобос как будто противопоставляет историю социологии, словно перед нами две научные дисциплины, использующие разные методы. На самом деле, насколько мне известно, нет социологии, достойной этого названия, которая не была бы связана с историей. Итак, будь установлено, что история не признает реальность бессознательного, социология не смогла бы утверждать иное. Здесь мы имеем вовсе не два метода и две противоположные концепции. Верное для истории верно и для социологии. Необходимо лишь тщательно исследовать вопрос, вправду ли история позволяет сформулировать тот вывод, к которому пришел Сеньобос, – что бессознательное непостижимо и непознаваемо? Сеньобос уверяет, что таково мнение большинства историков, но, как мне кажется, многие с ним не согласятся. Упомяну прежде всего Фюстеля де Куланжа.

Сеньобос: Фюстель де Куланж отвергал само представление о «коллективном сознании».

Дюркгейм: В данный момент мы не говорим о коллективном сознании. Не нужно смешивать совершенно разные вопросы. Можно воображать сознательное и бессознательное в истории без обращения к представлениям о коллективном сознании. Эти два вопроса никак не связаны друг с другом. Бессознательное может быть бессознательным по отношению к индивидуальному сознанию, но оставаться при этом полностью реальным. Итак, давайте выделим две проблемы (идеи Фюстеля де Куланжа о коллективном сознании здесь неуместны). Мы хотим понять, возможно ли выявить в истории иные причины, отличные от сознательных, то есть такие причины, которые люди сами приписывают событиям и действиям, чьими агентами они являются.

Сеньобос

: Но я не утверждал, что иных причин не бывает. Я лишь отметил, что сознательные причины легче всего поддаются определению.

Дюркгейм: Вы сказали, что единственные причины, которые историк может выявить достаточно уверенно, суть те, каковые излагаются в документах участниками и очевидцами событий. Почему вы отдаете им такое предпочтение? На мой взгляд, эти причины как раз выглядят наиболее подозрительно.

Сеньобос: По крайней мере, очевидцы и участники событий видели все собственными глазами, а это очень важно.

Дюркгейм: Мы говорим не о событиях, а о внутренних мотивах, которые могли провоцировать эти события. Как их обнаружить? Тут возможны две процедуры. Либо мы стараемся выявить эти мотивы объективно посредством какого-то экспериментального метода – на что неспособны ни участники, ни очевидцы событий. Либо мы желаем достичь того же результата с помощью метода, обращенного внутрь нас, путем самоанализа. Это единственный метод, который очевидцы и участники событий могут применять к себе. Иными словами, вы предлагаете использовать в истории интроспективный метод без каких-либо ограничений. Но все знают, насколько наше сознание подвержено иллюзиям.

Уже очень давно психологи отказались признавать, что при помощи самоанализа возможно постичь некие глубинные причины. Всякая причинная связь бессознательна, ее нужно угадывать после события. Посредством интроспекции мы приходим только к фактам, но не к причинам. Как же тогда участники событий, путаясь в фактах, могут объяснять эти причины? Они находятся в самых неудобных условиях с точки зрения выявления этих причин. А если сказанное справедливо для индивидуальных психических фактов, еще более оно справедливо для социальных событий, причины которых тем паче ускользают от индивидуального сознания.